ГЛАВНАЯ
страница

Constitutum
о концепции проекта

personalia
наши ведущие эксперты + наши авторы

natum terra
карта сайта

diegesis
концепции

sociopraxis материалы эмпирических исследований

methodo-logos размышления о методе

oratio obliqua критика, рецензии, комментарии

chora
публицистика, интервью

esse
эссе

sociotoria
форумы

habitus socis информация, аннотации, анонсы

studiosus
в помощь студенту (рефераты, консультации, методические материалы)

alterae terrae альтернативные ресурсы (ссылки)

 

К некоторым особенностям употребления имени в ритуале

Никитенко А.

Сущность того или иного обряда – установление определенных, предсказуемых взаимосвязей между человеком и окружающим миром. Выражение такой «интенциональной» сущности обрядового действия в ритуальной песне как особом виде фольклорной поэзии позволяет предположить очевидную сложность такой песни как объекта исследования. В самом деле, если исследование прагматического аспекта, в частности, связи фольклора и действительности, заключается в том, чтобы «найти в истории те причины, которые вызвали к жизни самый фольклор и отдельные сюжеты» ([7],.6), то исследование образно-эстетического отображения этих причин должно учитывать его сложную взаимосвязь не только с собственно историческим аспектом, но и с праксисом непосредственно-современного артикулирования. Подобный праксис может включать в себя, наряду с относительно каноническими обрядовыми действиями и определенный элемент игры, проявляющейся как в самом появлении произведения, так и в изменении его облика. Частным случаем может стать заполнение недостающих или замещение несуществующих лакун в структуре произведения, исполняющегося в процессе обряда, недопустимое в артикулировании литературного произведения (ср. «Фольклорный процесс – это непрерывный процесс реконструкции и развития словесно-художественных образов, опирающийся только на память», ([6], 54))

Данная статья посвящена такому аспекту поэтики русских обрядовых песен, как средства взаимодействия агента и мифологического персонажа в обряде на текстостроительном уровне. Для анализа нами были привлечено 57 ритуальных песни из хрестоматий «Народная песня Белгородского края» и «Народные песни сел Купино и Большое Городище Шебекинского района Белгородской области».

Целью данной работы является расширение парадигмы представления об «агентивных» средствах поэтического обрядового текста, в конечном итоге смыкающегося с расширением представления о связи фольклора и действительности.

Наличное представление в ритуальной песне средств представления агента обрядового действия, заинтересованного в установлении устойчивых связей между миром людей и миром природы, служит, по-видимому, мерой его участия в обряде наряду с другими персонажами. Такое представление вместе с тем осложняется присущей фольклору мифологической призмой мировосприятия. Миф неразрывно связан с обрядом, «миф и обряд – две стороны одного и того же образа жизни древних людей – духовная и «практическая» <…>миф – это рассказ, а обряд – его инсценировка» ([3], 34). Миф диктует логику обряда, но, являясь системой, включающей в себя зачастую противоречивые элементы, допускает присутствия в обряде определенного рода дихотомии.

Поэтому прагматические функции действий агента, преобладающие в жанре ритуальной песни над эстетическими, требуют пояснения с помощью нескольких систем смыслов, в конгломерат которых можно включить как утилитарно-мистический смысл ритуала, так и общий, дистанцированный от конкретного действия мифопоэтический смысл. Характеризуя последний в связи с функциями героя фольклора, известный советский ученый Е.М. Мелетинский писал, что если «мифологическая логика широко оперирует бинарными […]оппозициями чувственных качеств, преодолевая […] «непрерывность» восприятия окружающего мира путем выделения дискретных «кадров» с противоположными знаками», то «преодоление этих антиномий [возможно] посредством прогрессирующего посредничества, т.е. последовательного нахождения мифологических медиаторов (героев и объектов), символически сочетающих признаки полюсов».([5],356)

Герой ритуальной песни уступает в выразительности герою, к примеру, исторической баллады. Как отмечает исследователь Ю.Г. Круглов, «первая и самая важная примета поэтического содержания […] ритуальных песен – отсутствие в них развитых в общепринятом значении этого понятия образов персонажей […] предметом изображения в ритуальных песнях стал сам обряд, точнее – необходимость его реализации». ([5],стр.27). Вместе с тем взаимодействие агента и соответствующего ему образа ритуальной песни имеет ряд особенностей поэтического плана, не сводимых к формально-смысловой характеристике.

Соответственно, характерными чертами этой формы взаимодействия будут:

1). Использование имени героя/объекта в качестве своеобразной «скрепы» между частями текста по аналогии с традиционными фольклорными причетами («Ходют, бродют колядушечки, / Виноградие краснозеленое… Они ищут, да поищут, да Иванова двора/ Виноградие краснозеленое…», ([1], стр.69), «Ой, Калёда,/ Под лесом, лесом/ Под темным зеленым, Ой, Калёда/ Ходили-бродили/ Семьсот казаков»)

2). Использование имени героя как адресата в диалогической форме ритуальной песни с соответствующим лексико-синтаксическим оформлением. Как правило, это обращение к образу в достаточной мере абстрактному («Масленая, любимая моя/ Кабы тебе семь недель, а посту одна. Масленая, я к тебе йду/ Кувшин масла несу и блюдо творогу» ([2] 83)), но может включать и обращение к реально существующему лицу, например, во время свадебного обряда: «Как приходют к Натальюшке/ две верных подружки… Чего ты, Наталья/ Грустна и печальна?..»([1], стр.78))

3). Использование имени героя/объекта в качестве дублирующего именования агента наряду с личным местоимением «я» («Колида, заставют тебе,/ Колида, и шить и прясть,/ Колида, початки мотать,/ Колида, я не умею», ([1], стр. 101)).

Указанные особенности ритуальных песен позволяют предположить, что имя мифологического персонажа выполняло в ряде своих прагматических функций наряду с функцией определения и именования субъектов, участвующих в ритуале, еще и дополнительные функции текстостроительного плана, что в свою очередь сближает прагматический аспект ритуальных песен с аспектом эстетическим.

Версия для печати

Литература:

  1. Народная песня Белгородского края: Хрестоматия, Белгород,1996, (под ред. И.В. Карачарова)

  2. Народные песни сел Купино и Большое Городище Шебекинского района Белгородской области: Хрестоматия, Белгород, 1995, (под ред. И.В. Карачарова)

  3. Косарев А. Философия мифа, Москва, 2002

  4. Круглов Ю.В. Русские обрядовые песни, Москва, 1989

  5. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа, Москва, 1976

  6. Плисецкий М.М. Роль памяти в фольклорном процессе /Проблемы фольклора, Москва, 1975 (отв. редактор М.И. Кравцов)

  7. Пропп В.Я. Фольклор. Литература. История, Москва, 2002

 

Hosted by uCoz