Верховский А.
Политическое православие в российской публичной политике. Подъем
антисекулярного национализма.
Естественная задача Патриархии в обществе – максимально и
разносторонне упрочить влияние Церкви. Для этого происходит постоянный торг с
государством за материальные ресурсы, ради этого ведется систематическая
работа по формированию подконтрольного (прямо или косвенно) Патриархии сектора
в СМИ, по внедрению религиозно окрашенных дисциплин в ВУЗы и среднюю школу.
Для продвижения своих интересов Патриархия использует как демократические
механизмы – лоббирование федеральных и региональных законов и постановлений
исполнительной власти разного уровня, так и не менее важные в современной
России механизмы личных контактов с группами влиятельных чиновников; такие
контакты ограниченно наблюдаемы и не всегда доказуемы, но наблюдатели сходятся
во мнении, что до конца 90-х главным бюрократическим партнером Патриархии был
мэр Москвы Юрий Лужков, а при Путине главной опорой стали "питерские силовики"
– новые чиновники, вознесенные Путиным и происходящие, как правило, из
спецслужб или хотя бы армии.
А. Митрофанова справедливо указывает, что такое сочетание
механизмов влияния – вполне естественная вещь: Церковь адаптируется к тем
общественным механизмам, в которых существует. Митрофанова прилагает к
российским условиям понятие "общественной религии" (public religion),
введенное Хосе Казанова[1].
"Общественная религия" (то есть, выступающая от ее имени организация) признает
ограниченность своих общественных притязаний и действует, в сущности, как
любая другая общественная организация, например, экологическая. При российском
режиме "закрытой демократии" такая "общественная религия" не ограничивается
демократическими механизмами, как не ограничиваются ими другие лоббисты.
Вопрос в том, ограничивается ли "общественная религия", в нашем случае – РПЦ,
такой ролью, или она претендует на большее – на восстановление (или создание
заново) своего контроля над обществом в целом[2].
На этот вопрос ответ дать невозможно. Очевидно, что сейчас Московская
Патриархия не имеет оснований даже и мечтать о таком контроле, но никто (включая
Патриарха) не может сейчас предсказать, какие задачи поставит перед собой
Патриархия, когда и если ее влияние существенно упрочится.
Сегодняшняя религиозно-политическая задача Патриархии –
преодоление полной секулярности российского государства, в первую очередь – в
сфере образования, культуры, СМИ, науки. Эту политическую задачу неоднократно
и вполне отчетливо формулировали патриарх Алексий II и выполняющий функцию его
заместителя по политическим вопросам митрополит Кирилл (Гундяев)[3].
Понятно, что РПЦ стремится преодолевать секулярность в
пользу православия, а не каких-то иных религий. Но при этом Патриархия
де-факто придерживается умеренной неоевразийской позиции, признавая своего
рода суверенитет других "традиционных религий" в их этнических ареалах. Но
существует и представление, что Россия – "православная страна", и другие "традиционные
религии" должны из этого исходить[4].
Наверное, точнее всего было бы сказать, что позиция Патриархии представляет
собой гибрид умеренного неоевразийства и умеренного этно-национализма (чтобы
наличие этно-националистических настроений в Патриархии не показалось
преувеличением, процитирую письмо патриарха Алексия II митрополиту Владимиру (Котлярову):
"… Надо низко поклониться нашим верующим за их подвиг (сохранения некоторых
традиций – А.В.) и отечески поддержать их, а не ставить им в пример арабов,
греков или румын…"[5]).
Соответственно, политическое сотрудничество возможно – и
практикуется – не только с теми, кто причастен власти, но и с самыми
разнообразными, порой даже весьма радикальными политиками обоих этих идейных
течений (сам Патриарх официально поздравлял в 2001 году газету "Русский
вестник"[6]).
Впрочем, похоже, что Патриархия готова сотрудничать практически с любыми
силами, поддерживающими в той или иной степени усиление церковного влияния,
просто среди либерально ориентированных политиков мало находится таких
партнеров.
Политическое православие в версии Московской Патриархии
не исчерпывается десекуляризацией общества, точнее – десекуляризация
понимается как часть более широкой программы, черты которой были намечены еще
в 1999-2000 гг.[7]
Суть этой программы в том, что мир представляется (очень похоже на Хантингтона)
поделенным на религиозно определяемые "цивилизации", причем только одна из них
принципиально плоха – западная как секулярная. Россия же понимается не как
часть Запада, а как часть и лидер "православной цивилизации", противостоящей
Западу. Соответственно, внутреннее устройство страны должно быть в некоторой –
никогда не уточняемой – степени трансформировано от либеральных принципов (на
которых оно, по мысли митр. Кирилла, сейчас основано) к "традиционным". Ну а
поскольку единственной реальной православной традицией является традиция
дореволюционная, к ней фактически и происходит отсылка.
Православная Россия должна и может стать успешным лидером
в противодействии апостасии и глобализму, должна добиться восстановления "многополярного
мира" через равноправие разных "цивилизационных" подходов к мироустройству,
даже к международному праву[8].
Патриархия, кстати, именно на международном поприще делает наиболее открытые и
серьезные заявления.
Главная задача строящейся (восстанавливающейся) "православной
цивилизации" – исключить принцип приватности религии. Конечно, Патриархия не
надеется на восстановление принципа симфонии властей, как и на воссоздание
православной монархии, но стремится к значительному расширению церковного
участия почти во всех сферах жизни общества, кроме собственно государственной
власти[9].
"Православная цивилизация" – это не просто лозунг.
Предполагается сформировать соответствующие представления по всем
общественно-значимым вопросам, альтернативные либерально-секулярным. Конечно,
задача – достаточно масштабная, но это не пугает Патриархию. Скажем, уже в
2004 году там всерьез занялись адаптацией принципа прав человека к идее "православной
цивилизации": для этого понятие прав индивидуума заменяется понятием прав, а
точнее – интересов, неопределенных общностей, таких как "православные", "атеисты",
"мусульмане", "русские" и т.д.[10]
Отметим, что идеи "православной цивилизации" пользуются
заметной поддержкой в высших эшелонах государственной власти. Например, на
высоком правительственном уровне организовывалась российская делегация на
форум "Диалог цивилизаций" на Родосе 3-6 сентября 2003 г., превратившийся в
антиамериканскую манифестацию. Россию представлял, вместе с вице-премьером и
архиепископом, радикальный православный националист Михаил Назаров (был и не
менее радикальный исламский фундаменталист Гейдар Джемаль), так что
политическое православие было явлено миру в единстве своего многообразия[11].
Это единство было продемонстрировано и на последнем, VIII соборе ВРНС, где
министр иностранных дел Игорь Иванов (теперь – бывший) рассуждал о "православной
цивилизации" и о ее роли не хуже самого Патриарха[12].
(Кстати, идею цивилизационной особости продолжил и более значительный Иванов –
министр обороны; на пресс-конференции в Лондоне в июле 2004 г. на вопрос о
деле ЮКОСа и демократии в России он ответил, что есть западная демократия, а
есть и восточная, от нее отличающаяся[13].)
