|
В довоенное время советская теоретическая геология
была частью мировой. Своих ученых-геологов в стране было немного,
объем их собственных наблюдений невелик, а традиционные контакты с
зарубежными коллегами были достаточно тесными. Геологические
экспедиции были немногочисленны и имели, в основном, практический
характер, причем в стране работали и зарубежные экспедиции.
Но в послевоенное время положение существенно изменилось. Контакты с
зарубежными учеными и их авторитет в глазах советских людей сошли на
нет, а количество отечественных ученых сильно возросло. Открылись
крупные управления, экспедиции, институты, началась планомерная
геологическая съемка территории страны. Экспедиции двинулись вглубь
обширных и малоизученных пространств Сибири, Дальнего Востока,
Средней Азии, начались геофизические исследования, глубинное бурение
на крупнейших равнинах и т.д. А на этой базе появились и собственные
теоретические исследования в виде работ Тетяева, Архангельского,
Шатского, Белоусова, Пейве и многих других.
Советская тектоника с 40-х до середины 60-х годов
развивалась при полном господстве фиксистского направления. Трудно
сказать, что послужило к этому первичным толчком – может быть,
созерцание огромных спокойных равнин, а может быть несколько
своевременно появившихся талантливых теоретических работ. У истоков
советского фиксизма стоит книга Тетяева (290), а также статья
академика Шатского «Теория Вегенера и геосинклинали», вышедшая в
1946 г. (127). Мнение Шатского, директора Геологического института,
талантливого, эрудированного, имеющего европейское признание
геолога, имело большое значение. Он дал советскому фиксизму мощный
первоначальный толчок, поддержанный его учениками Штрейсом,
Богдановым, Косыгиным и многими другими. Затем, с конца 40-х годов и
до наших дней лидером этого научного направления стал упоминавшийся
выше В.В.Белоусов.
После 1948 года Белоусов выпустил ряд ярких
полемических работ, ставших манифестом теоретического фиксизма (2,
3, 4). Он был учеников Тетяева, его научным наследником и
продолжателем, но их личные взаимоотношения были омрачены. В
геологической среде существует рассказ, что Белоусов был
единственным близким учеником Тетяева, избегнувшим ареста вместе с
ним в 40-е годы, что в его книгах использован ряд разработок
учителя, и что реабилитированный через несколько лет Тетяев простил
всех своих недоброжелателей, но до конца жизни так и не пожелал
встретиться с Белоусовым. Достоинством книг Белоусова была удачная
связь эмпирических обобщений геосинклинальной теории с
правдоподобным и наглядным механизмом развития Земли. Его концепция
была усилена несколькими гипотезами, на первый взгляд убедительно
объясняющими, как при наличии только вертикальных движений в земной
коре могут возникать «горизонтальные» структуры: складки и надвиги.
Работы Белоусова встретили большую поддержку. Почти все
теоретические разработки советских геологов и почти все новые
понятия, вошедшие в геологию в 40-50-е годы, усиливали позиции
фиксизма: понятия о глубинных разломах, о горах глыбового типа, об
унаследованном геологическом развитии, о мантийной природе
вулканизма и другие. В этот период ни одна из мобилистских
тектонических гипотез не могла рассчитывать на успех среди советских
геологов. Наиболее решительно отвергалась идея дрейфа континентов:
«Объективное
рассмотрение этой гипотезы в свете современных как
геологических, так и геофизических данных приводит все же к
бесспорному выводу, что она фантастична и не может иметь ничего
общего с действительностью... Можно высказать только глубокое
изумление по поводу того, что подобная гипотеза, основанная на
полном и последовательном игнорировании основных данных
геотектоники и геофизики, ничего не объясняющая из того, что
необходимо объяснить в 1-ю очередь, имела и еще имеет довольно
широкое распространение (4, стр. 540-541)».
«Исследователь,
который не ставит своей задачей сделать все, что в его силах,
для доказательства передвижения материков, а хочет быть
объективным, должен, если не отказаться вовсе от мобилистских
взглядов, то, по меньшей мере, признать, что они ничем не
подтверждены...»
«Таким образом, приходится
признать, что ни сами явления мобилизма, как они рисуются их
приверженцами, ни механизм их не подтверждаются фактами. Иными
словами, представления о передвижении материков вызваны... в
конце концов лишь желанием исследователя... Гипотеза о
передвижениях материков оказывается на поверку непригодной и
лишь излишне загружает наши представления (243, стр. 360-361)».
Исходя из теоретических
представлений, считалось доказанным, то есть фактически
постулировалось, что образование всех горных цепей, складчатых
поясов, вообще любых тектонических явлений причинно связано только с
вертикальными движениями. Впоследствии, в 80-е годы об этом времени
писали так:
«Видные тектонисты, как,
например, В.В.Белоусов, Ю.А.Косыгин и другие, пытались свести
все разнообразие тектонических структур к дифференцированным
вертикальным движениям (279, стр. 178).
Складчатость и надвиги тоже
считались полностью объясненными с позиций чисто вертикальных
усилий:
«Все... особенности...
складчатых зон в своей совокупности показывают, что складчатость
не связана с внешним горизонтальным сжатием и сокращением
первичной поверхности геосинклинали. Все... типы складчатости
связаны с дифференцированными вертикальными движениями земной
коры… Смятие слоев в складки представляет собой реакцию слоистых
толщ земной коры на вертикальные движения блоков земной коры (4,
стр. 267, 284)».
Складчатость объяснялась
преимущественно растяжением и вторичным сжатием пластов при
движениях блоков вверх-вниз. Организовывались даже специальные
экспедиции для доказательства этого механизма. Надвиги и покровы
объяснялись либо разваливанием поднятого блока в стороны, наподобие
распора арки, либо гравитационным скольжением массы породы со
склонов растущего поднятия (что-то вроде гигантского оползня). Что
же касается крупных сдвигов, для которых «вертикального» механизма
придумать невозможно, то их существование ставилось вообще под
сильное сомнение:
«Подводя итоги, мы можем
сказать, что хотя и были высказаны предположения о существовании
в земной коре больших сдвигов... но до сих пор не было
представлено вполне объективных и убедительных данных...
Остаются большие сомнения в том, что такие сдвиги действительно
существуют (4, стр. 318)».
Несмотря на уверенность приводимых заявлений, все
эти механизмы не были обоснованы расчетами или экспериментами, а
базировались на красноречивых словесных рассуждениях. Правда,
существовал известный эксперимент Лебедевой, результаты которого
многократно публиковались Белоусовым, но к его методике можно было
предъявить слишком много трудных вопросов. (Например, почему «горное
поднятие» было сделано заранее, а не формировалось в ходе
эксперимента, почему отсутствовала эрозия, снимающая излишки
материала и т.д.). Эксперимент был направлен на то, чтобы всеми
средствами добиться типичного профиля горной гряды с помощью только
вертикальных движений, впрочем, получившийся профиль так и не был
типичным.
Победа над мобилизмом в области теории казалась
фиксистам незыблемой. К сожалению, они не ограничились теорией, а
постепенно начали приводить имеющиеся геологические факты в
соответствие с ней, используя проводящиеся в то время крупные
полевые исследования. Геологические наблюдения начали поправляться в
желаемом направлении, на первых порах незначительно. Например, в
строении любого района очень важны разломы (или разрывы, что-то же
самое), т.е. плоскости, вдоль которых участки земной коры движутся
друг относительно друга. Согласно принципам фиксизма, все разломы в
природе должны быть вертикальными, так как движение вдоль наклонной
или горизонтальной
плоскости обязательно должно иметь горизонтальную составляющую.
Однако, в природе в изобилии встречаются и наклонные, и
горизонтальные разломы (надвиги, покровы). Поэтому, чтобы не
противоречить очевидным фактам, и в то же время избежать вытекающих
из них геометрических следствий, было сделано допущение, что
наклонные разломы дальше с глубиной (где их уже не видно) становятся
вертикальными. Сначала это обосновывалось рассуждениями, более или
менее сложными и запутанными, как в этом описании французских Альп:
«Зоны отличаются друг от друга
историей колебательных движений: как клавиши они двигались друг
относительно друга, то, прогибаясь, то поднимаясь... Очевидно,
что эти дифференцированные вертикальные движения происходили по
разрывам... и очевидно, что это разрывы первоначально должны
были быть вертикальными, так как едва ли можно представить
повторные поднятия и опускания блоков по наклонным разрывам.
Вероятно, разрывы, разграничивающие блоки, и сейчас остались
вертикальными на некоторой глубине, тогда как в верхней своей
части, близ поверхности, они приобрели наклон... Верхние части
более высоких блоков лежат на верхних частях более низких блоков
и их раздавливают (4, стр. 276)».
Затем этот вывод стал применяться
автоматически, и на геологических профилях все наклонные разломы на
глубине выправляются. Так появляются профили, на которых множество
вертикальных разломов у поверхности наклоняется в одну сторону, как
трава под порывами ветра, или в разные стороны, как цветы, стоящие в
вазе (4, стр. 285, 402). У этих псевдо-явлений появляются даже
специальные термины «козырьковый надвиг» – для первого случая, «аркогенный
надвиг» – для второго. Затем, за этот вопрос взялись еще более
решительно, исправляя природу прямо у поверхности. Надвиги, покровы,
сдвиги, совсем исчезают с геологических карт и разрезов, заменяясь
множеством вертикальных черточек. Из всех типов разломов только два
– сбросы и взбросы – сохранили право на существование, поскольку
только они удовлетворяли принципам фиксизма. Позднее об этом было
сказано, что «советские геологи как бы «разучились» распознавать
пологие надвиги, шарьяжи и сдвиги» (279, стр. 179).
Сложности возникали и при изучении
складчатой структуры – тех застывших волн, в которые сминаются
пласты при тектонических движениях. Складчатость несет в себе
очевидные признаки горизонтального сжатия, а придумывать сложные
механизмы трансформации вертикальных движений в горизонтальные, т.е.
доказывать недоказуемое, есть занятие в общем неблагодарное. Поэтому
на складчатость обращали все меньше внимания, показывали ее на
профилях и картах все более простои, пока складки не превратились в
моноклинали, «повернутые набок призмы осадков» и т.д. В более
поздней критической работе говорится:
«Следуя установкам фиксизма,
тектонист не может пойти дальше изучения результатов
вертикальной составляющей движения и, в крайнем случае, должен
ограничиваться простой констатацией таких явлений, как
складчатость... Всякая попытка расшифровать генезис и механизм
складкообразования с позиций фиксизма ведет либо к предположению
о разнообразных механизмах трансформации вертикальных движений в
горизонтальные, по одному на каждую изучаемую складку в среднем…
либо к отказу от складчатости вообще (100, стр. 157).
В итоге у большинства геологов
сформировался своеобразный избирательный взгляд на природу,
подчиняющийся требованиям теоретических установок. Как сказано в
этой же работе:
«Как часто мы находим глубинные
или краевые разломы, даже скрытые мощной толщей осадков, даже
иногда не приезжая на место. И как нередко мы не видим большого
надвига или сдвига в районе, где работаем по нескольку лет, даже
если эти разрыву совершенно очевидны, только потому, что «таких
на свете не бывает»(100, стр. 146)».
Геологам постарше, получившим
образование давно, приходилось делать интеллектуальные усилия, чтобы
этого не видеть. Молодым было легче – они просто не знали о
существовании запретных явлений. Я, например, обучался в МГУ по
учебным картам, в которых мобилистские элементы отсутствовали вовсе.
Некоторые считают, что это и было основной причиной случившегося:
«Основную вину... следует
отнести на счет неправильного построения программ обучения в
вузах. Они везде строились по образцу программ и учебных пособий
по геотектонике и структурной геологии, разработанных в МГУ
(279, стр. 179)».
Все это было относительно легко
делать в труднодоступных, неизученных ранее территориях. В областях,
которые были изучены до начала эпохи фиксизма, потребовались
специальные работы по «научному закрытию» мобилистских фактов. В
дальнейшем, когда эта эпоха закончилась, пришлось проводить
исследования по вторичному открытий того же самого. Этот цикл
развития по спирали излагается в современной научной литературе
примерно так:
«Идея покровного строения
Урала, пользовавшаяся большой популярностью в 30-х годах,
оказалась очень недолговечной... вскоре была поставлена под
сомнение, а затем полностью отвергнута. Лишь спустя три
десятилетия наличие на Урале крупных надвигов и покровных
структур было доказано... Сейчас, в связи с новыми фактическими
материалами, неоспоримо свидетельствующими о надвиговом и
покровном строении Урала, назрела настоятельная необходимость
пересмотра всех старых представлений о его тектонике (76, стр.
50)».
Мне пришлось столкнуться с этим
явлением в 1978 году, во время работы в Вахшском хребте
Таджикистана. В этом районе, как и во всей Таджикистане,
«горизонтальная» тектоника видна с полной отчетливостью и в
грандиозных масштабах. Однако, литература по району, выпущенная в
50-70-х годах, за редким исключением, игнорировала это
обстоятельство. Например, не замечались сильно сжатые складки,
видные в белых известняковых обрывах за многие километры, а вместо
них на профилях изображалось совершенно другое строение. Однако, в
литературе 30-х и отчасти 40-х годов многое уже было замечено и
зафиксировано с высокой точностью. Нам приходилось обращаться к этим
старым, часто очень беглым описаниям, пренебрегая новейшими, более
детальными и тщательными, но принципиально непригодными.
Позиции фиксизма в тектонике были
усилены еще и широким развитием в 50-60-е годы исследований,
изучающих современные (происходящие на глазах человека) и
геологически молодые движения земной коры. Методики этих новых видов
исследований были рассчитаны только на выявление вертикальной
составляющей движения. Естественно, только она и выявлялась, что
путем логического круга доказывало, что только она и существует;
«В последние десятилетия
исследования новейших движений в еще большей степени, чем
раньше, сводятся к изучению вертикальной составляющей общих
смещений. Под «новейшими», «современными», «дифференцированными»
движениями даже без каких-либо оговорок, обычно понижаются
новейшие, современные, дифференцированные вертикальные движения.
Если употребляется термин геодезический метод исследования», то
подразумеваются исключительно нивелировочные работы»(100, стр.
156)».
В результате многолетних усилий
была создана строго фиксистская модель геологического строения СССР.
Она выглядела настолько убедительно, что зарубежные ученые
размышляли – не является ли территория СССР неким исключением на
Земном шаре. Например, Кавказ усилиями геологов-фиксистов был
настолько тщательно изучен, что серьезно обсуждался вопрос о его
исключительном положении среди других хребтов Альпийского пояса.
Аналогичные образов обстояло дело и в Средней Азии:
«Сугубо фиксистская позиция
авторов всех этих сводных работ привела к тому, что в некоторых
зарубежных обобщающих трудах Памир и вся Средняя Азия
рассматриваются как исключительный регион Земного шара, где по
неизвестной причине осуществляются только вертикальные движения,
хотя расположенная рядом Гималайская система испытывает
колоссальное горизонтальное сжатие (100, стр. 154)».
Геологи Польши и Румынии, составляя
геологическую карту Карпат, обнаруживали, что за государственной
границей СССР Карпаты имеют совершенно другое строение. Они успешно
сопоставляли свои карты друг с другом, игнорируя разделяющую их
советскую территорию, как если бы она была залита морем. Вообще, за
рубежом подобной вспышки фиксизма никогда не было. Наоборот, в эти
годы позиции мобилизма в мире медленно укреплялись:
«В отличие от тектонистов
Советского Союза, у зарубежных геологов никогда не было
массового перехода на позиции фиксизма, хотя среди отдельных
ученых, особенно работающих в пределах платформ и областей
древних складчатостей, подобные тенденции и наблюдались. Но
тектонисты, изучающие молодые складчатые сооружения, особенно
Альпийско-Гималайского пояса, за редкими исключениями,
оставались при убеждении в возможности больших сдвигов и
тектонических перекрытий (100, стр. 182)».
Советские геологи видели тогда в
этом свое превосходство:
«Статья П.Чэдвика «Гипотезы
горообразования» интересна советскому читателю главным образом
тем, что демонстрирует образ мысли ряда исследователей Англии,
Канады и США ... Позиция этих исследователей выглядит странно, с
нашей точки зрения, и кажется в какой-то степени отсталой (96,
стр. 227)».
Это приводило к естественное желанию поправить
отставших зарубежных коллег. Переосмысливанию в свете достижений
фиксизма стала подвергаться и зарубежная территория, советскими
учеными не изучавшаяся и не контролируемая. Но это не было помехой.
Альпы более 100 лет служат испытательным полигоном
для теоретической геологии. Здесь работали сотни выдающихся геологов
и среди них многие с мировыми именами. Все это время Альпы считались
классическим районом надвигов и покровов. Белоусов, не проводивший
исследований в Альпах, написал:
«С большим искусством и с
изумительной смелостью сторонники формалистического направления
(Кобер, Штауб и др.) рисовали грандиозные и сложнейшие покровные
структуры... Плод чистого геометрического умозрения, не
обоснованного фактами и совершенно необъяснимого с точки зрения
механизма и истории образования структур... Вред, принесенный
чрезмерным увеличением теорией покровного строения Альп, немал.
Альпы геологи долгое время считали классической страной на
примере строения которой следует учиться (4, стр. 530)».
Расположенный в Калифорнии
крупнейший разлом Сан-Андреас всесторонне и тщательно изучался
десятками американских геологов единодушно подтверждающих его
сдвиговую природу. Изучение этого сдвига имеет не только
теоретический интерес – от внезапных подвижек по нему,
сопровождающихся катастрофическими землетрясениями, зависит
существование крупных городов Америки. В 1857 году произошла
подвивка на 10 м, в 1868 г. – на 3 м, в 1906 – на 7 м, в 1940 – на 3
м. Белоусов, не изучавший этого разлома, пишет о нем:
«Можно считать, что разрыв
Сан-Андреас представляет собой в основном сброс со значительной
вертикальной амплитудой, измеряемой несколькими километрами. За
последнее время смещения по этому сбросу носили преимущественно
сдвиговый характер, но это обстоятельство следует рассматривать
в некоторой степени как эпизод на фоне длительной истории
сброса. Естественно, при общем преобладании вертикального
смещения время от времени могут возникать движения
горизонтальные как следствие неравномерности основного движения
(4, стр. 318)».
При этом даже не указывается какая
сторона «сброса» поднята, какая – опущена (поскольку показать это
невозможно). Примерно так же обсуждается вопрос о существовании
других зарубежных сдвигов. О разломе Грейт-Гленн в Шотландии
говорится: «Аргументация Кеннеди не убедительна» (4, стр. 318), об
Альпийском разломе в Новой Зеландии: «Основания не более
убедительны, чем в двух предыдущих случаях» (4, стр. 318).
Аналогичным образом советские ученые пересмотрели результаты работ
своих зарубежных коллег в Гималаях – еще одном районе широкого
распространения покровов. В предисловии к русскому переводу
известной книги по геологии Гималаев сказано:
«Почти азбучной истиной стало
положение, что Гималаи являются тем классическим местом, где
особенно широко развиты тектонические покровы и самые большие в
мире шарьяжи с перемещением чуть ли не в сотни километров...
Однако, по мере накопления новых фактов и выполнения работ по
тщательному анализу всех имеющихся данных, эта «истина» терпит
все больший урон и постепенно тускнеет. А.Гансер своей прекрасно
выполненной новейшей сводкой наносит покровной гипотезе строения
Гималаев очередной и достаточно сильный удар. Чувствительность
этого удара тем более велика, что автор книги не мыслит себе
Гималаи без покровов и испытывает известную растерянность, не
находя им должного подтверждения (37, стр. 329)».
Затем следует краткое рассмотрение
существа дела, где применяется следующая логика: разломы, совершенно
аналогичные тем, которые в Гималаях признаются за надвиги, в
Советском Союзе таковыми не считаются. Значит, и там они надвигами
не являются. Это рассмотрение заканчивается выводом:
«Итак, мы добросовестно искали
в книге А.Гансера доказательства существования крупных
перемещений по пологим надвигам. Таких доказательств мы не
нашли, и следует думать, что вряд ли они в скором времени будут
найдены (37, стр. 331)».
Приводится и психологическое
объяснение, почему иностранные геологи могут столь сильно
заблуждаться:
«В качестве прототипа
геологического устройства Гималаев ... принимались – Альпы, с их
широко развитыми покровами и крупными шарьяжами... Причины
возникновения подобной аналогии достаточно очевидны – все
европейские геологи, изучавшие Гималаи, были представителями
альпийской геологической школы и все они «находили» в Гималаях
привычные черты хорошо знакомых Альп (37, стр. 321)».
Это объяснение не раз повторяется
другими советскими авторами:
«Соображения о покровном их
строении… связаны появлением тем, что здесь начали работать
геологи – представители альпийской школы... Увлечение идеями о
шарьяжах заслонило необходимость проведения детального
историко-структурного анализа (9, стр. 9)».
Красное море и западная Аравия
являются классическим районом современной раздвигово-сдвиговой
тектоники. Советские ученые даже в 1971 году продолжали утверждать
что:
«Исторический анализ развития
Западно-Аравийской рифтовой системы свидетельствует в пользу
ведущей роли вертикальных движении в формировании» развитых
здесь структур (11. стр. 37)».
Тенденция пересматривать работы
зарубежных геологов отразилась, например, в особенностях перевода
иностранных тектонических терминов. Нейтральный английский термин
fault (разрыв) переводился как «сброс», хотя для сброса в английском
языке есть свой термин (normal fault). В результате многие работы в
переводе приобретали несвойственный оригиналу фиксистский оттенок.
Например, в сборнике (33) мы можем прочесть такие названия
крупнейших сдвигов: «сброс Сан-Андреас, Альпийский сброс, сброс
Грейт-Гленн» (стр. 288, 302, 305). Аналогичное изменение испытало
английское слово thrust (надвиг), переводившееся как «взброс». Эта
ситуация была даже закреплена в словаре (202), что впоследствии
вызвало соответствующую критику (57).
Очень показательно период успехов фиксизма
проявился в истории изучения советских Карпат. К моменту включения
этой территории в состав СССР, в 1939 году уже имелись геологические
карты, на которых были показаны многочисленные надвиги и шарьяжи. В
послевоенное время понадобилось полтора десятилетия интенсивного
изучения, чтобы ликвидировать результаты прежних исследований и
построить строго фиксистскую модель района (с которой так и не
согласились польские и румынские геологи).
Когда господство фиксизма стало ослабевать,
советским геологам понадобилось еще полтора десятилетия, чтобы
преодолеть собственные достижения и вернуться к довоенной картине. В
опубликованной в 1974 году научной статье говорится, что только в
70-е годы была
«Создана геологическая карта,
впервые достаточно обоснованная и увязанная с соседними
регионами...
Строение Карпат было
установлено многолетними исследованиями австрийских, польских,
чехословацких, румынских геологов. К концу досоветского периода
уже существовали тектонические схемы, в общих чертах сходные с
современными... Начало советского периода исследований
ознаменовалось появлением принципиальных разногласий среди
геологов, из которых только немногие... остались верны схемам
предшественников... Большинство же исследователей во главе с
М.В.Муратовым, А.А.Богдановым к В.И.Славиным развивали
представления о простом антиклинорном строении Карпат (62, стр.
81)».
Нельзя считать этот тридцатилетний цикл простым
возвращением в исходную точку, ведь движение и по восходящей, и по
нисходящей части этого круга оставляло положительные следы в виде
публикаций, защищенных диссертаций и присвоенных академических
степеней. Эта история не уникальна – сходная ситуация имела место в
Пхеньянском угольном бассейне в Корее, где советские геологи на
длительное время опровергли довоенные японские исследования.
Успехи, достигнутые фиксизмом, имели довольно
существенные негативные последствия для советской геологии. Огромный
фактический материал геологического картирования, горных выработок и
других наблюдений, полученный за десятилетия упорного, часто
самоотверженного труда, был в значительной мере обесценен.
Геологические карты, составленные со строгим соблюдением принципов
фиксизма, часто содержали внутри себя неразрешимые противоречия (не
говоря уже о противоречиях между картой и реальностью) и напоминали
фантастические ребусы, которые пришлось разгадывать следующим
поколениям геологов, со всеми вытекающими отсюда последствиями в
поисках полезных ископаемых. В 60-е годы и 70-е усилия геологов во
многом вынужденно уходили не на развитие и уточнение работ
предшественников, а на опровержение фиксистских моделей и переделку
заново.
С начала 60-х годов абсолютное господство фиксизма
в советской геологии стало ослабевать под влиянием нескольких
факторов. Во-первых, мобилизм на Западе продолжал существовать и
советские геологи могли постоянно знакомиться с фактическими и
теоретическими работами в его защиту. Более того, в 50-60-е годы
мобилизм значительно усилил свои позиции, становясь одним из ведущих
направлений в мировой тектонике. У сторонников фиксизма это вызывало
тревогу и неуверенность:
«Современный мобилизм – это
широко распространенное учение, к которому склоняются или
которое активно поддерживают чуть ли не все геологи южных
материков и очень многие в Северной Америке, Европе и Азии...
Таким образом, мобилистские представления – это не досужая
фантазия единиц, и любому, интересующемуся общими вопросами
геологии и физики Земли, следует определить свое отношение к
этой теории (243, стр. 330)».
Во-вторых, фиксизм в своем развитом виде давал
картину природы, мало совпадающую с реальностью, и каждый геолог,
даже малоопытный, даже против своей воли мог лично в этом убедиться,
сравнивая свои полевые наблюдения с имеющимися картами и описаниями.
Кроме того, лишь в противопоставлении с мобилизмом фиксизм казался
единым и монолитным. Он распадался на школы и направления, между
которыми также происходили ожесточенные дискуссии, например
дискуссия между Шатским и Белоусовым о проблеме «унаследованности».
Шатский считал унаследованность почти абсолютным законом, полагая,
что если когда-то был прогиб, то он навсегда останется прогибов,
поднятие всегда будет поднятием и т.д. Белоусов, возражая ему, ввел
понятие «инверсии», т.е. смены поднятия прогибом и наоборот, говорил
о колебательных движениях.
В третьих, продолжающиеся геологические
исследования часто давали неожиданные аргументы в пользу мобилизма.
Например, при изучении последствий крупнейшего землетрясения в
Монголии советские геологи столкнулись с колоссальным сдвиговым
разломом, подвижка по которому произошла почти у них на глазах.
Много неожиданного материала доставляли разведочные работы, особенно
буровые скважины, которые часто пересекали плоскости пологих
надвигов, начисто опровергая теоретические фиксистские прогнозы
глубинного строения и вызывая недоверие и раздражение у
геологов-практиков. Так происходило на Урале, Кавказе, Карпатах,
Средней Азии, Казахстане и в
других местах.
Поэтому в СССР постепенно стали
появляться сторонники ограниченного мобилизма, не допускающие его в
виде дрейфа континентов или какой-нибудь иной общей гипотезы, но
признающие наличие горизонтальных сил в тектонических деформациях
внутри складчатых поясов.
«Первой реакцией на чрезмерное
увеличение «вертикализмом» и отрицание ведущей роли
горизонтального сжатия в формировании складчатых структур было
выступление Г.Д.Ажгирея (1952, 1960 гг.), за которым последовали
критические статьи других тектонистов (Пейве, 1960, Кропоткин,
1950,1964) (279, стр. 179)».
Важное значение в возрождении мобилизма имела
позиция академика Пейве и руководимого им Геологического Института (ГИН)
АН СССР. В 1963 г. под его редакцией был выпущен программный сборник
(253), в котором излагались некоторые тектонические положения
мобилизма и приводились описания различных участков земного шара с
мобилистских позиций. Стали появляться исследования различных
районов страны, выполняемые в духе мобилизма (т.е. попросту с более
объективным подходом к наблюдаемым фактам). Таковы были работы
Буртмана, Захарова, Иванова, Камалетдинова, Кропоткина, Поршнякова,
Руженцева, Суворова и других. Поначалу они встречали разгромную
критику, и возникала резкая полемика (например, в работах
Винниченко, Кухтикова, Никонова, Петрушевского, Резвого и других).
Однако, мобилисты опираясь на трудно опровергаемый фактический
материал, на авторитет ГИНа и издаваемого им журнала «Геотектоника»,
добивались успехов. Постепенно, в течение 60-70-х годов влияние
фиксизма было преодолено, и в настоящее время практически сошло на
нет.
Снижение влияния фиксизма в 70-е годы можно
наблюдать на графике № 1. Он отражает процент статей мобилистского и
фиксистского направлений, опубликованных в журнале «Бюллетень
Московского общества испытателей природы, серия геологическая» (БМОИП)
за 1970-1979 годы. За 100 % принято число работ по тектонике и
региональной геологии, опубликованных в соответствующем году. Часть
этих статей нейтральна к рассматриваемой проблеме, поэтому
мобилистские и фиксистские статьи в сумме не образуют 100 %. Пики и
впадины на кривых, по-видимому имеют случайный характер. В целом
видно снижение процента фиксистских работ и встречное повышение
числа мобилистских.
В середине 60-х годов соотношение
между фиксизмом и мобилизмом в советской геологии было примерно
следующее: сторонников мобилизма в форме дрейфа континентов было
считанные единицы (точнее – один Кропоткин). Сторонников
ограниченного мобилизма, допускающих умеренные (в десятки
километров) горизонтальные перемещения внутри отдельных районов,
было уже довольно много и, что важно, их число увеличивалось.
Однако, большинство членов научного сообщества еще прочно стояли на
позициях фиксизма, не зная, что через очень короткое время им
придется столкнуться с мобилизмом в его неограниченной форме – с
тектоникой плит. |
