ГЛАВНАЯ
страница

Constitutum
о концепции проекта

personalia
наши ведущие эксперты + наши авторы

natum terra
карта сайта

diegesis
концепции

sociopraxis материалы эмпирических исследований

methodo-logos размышления о методе

oratio obliqua критика, рецензии, комментарии

chora
публицистика, интервью

esse
эссе

sociotoria
форумы

habitus socis информация, аннотации, анонсы

studiosus
в помощь студенту (рефераты, консультации, методические материалы)

alterae terrae альтернативные ресурсы (ссылки)

 

Коммуникативное измерение малой группы: повседневная и идеологическая коммуникация

Кожемякин Е.А.

Феномен малой группы как микросоциального объединения людей имеет ряд специфичных черт, могущих быть понятыми в контексте анализа социальной коммуникации. Основанием подобного подхода к интерпретации является идея о знаково-символическом базисе деятельности малой группы и, как мы попытаемся показать, символического обмена как условии существования описываемого объединения людей.

Во-первых, обратим внимание на характер взаимодействия между людьми на уровне малой группы.

В рамках современных теорий коммуникации можно выделить несколько методологических подходов к объяснению проблемы интерсубъективности в малой группе. Мы остановимся на двух наиболее активно развиваемых в последнее время в отечественных и зарубежных исследованиях.

Первый подход, представленный работами Й.Хёйзинга, И.Гоффмана, А.Юберсфельда и др., традиционно рассматривает коммуникацию в драматическом контексте, в контексте игры и псевдоигры. Играя, выполняя определенную драматическую роль (собеседник, друг, знакомый, коллега), человек стремится к некоторому возможному состоянию, совмещая в своей субъективности образ своего Я с образом Другого. Собственно, самого Другого в рамках подобного подхода нет, субъект-объектное понимание характера коммуникации неприложимо к драматическому взаимодействию. Другой представлен актору некоторой функциональностью, тем, что позволяет ему так или иначе выполнять свою роль. Другой – это лишь образ Другого. Игра, пользуясь определением Хайдеггера, представляет собой «язык трансценденции», чистую модальность человека, его направленность во внешние структуры; при этом роль человека не является неким навязанным состоянием, а выражает определенный слой бытия. В отличие от игры псевдоигра может пониматься как нетворческое исполнение роли: это игра, потерявшая непринужденность выражения, сознательно сконструированный человеком «язык трансценденции». Псевдоигры в рамках драматического подхода принято связывать с такими понятиями, как долг, обязанность, рациональность. Однако, и в этом случае Другой может отсутствовать, есть лишь представление или знание адресанта о роли и характере игры Другого. Так, исполнение роли мужа возможно благодаря тому, что мы знаем о возможности и характере роли жены.

Второй подход, диалогический, представлен работами таких авторов, как М.Бубер, М.Бахтин, Э.Левинас и определяет в некотором смысле противоположное поле интерпретаций внутригрупповой коммуникации. Диалог мыслится в рамках отношений Я-Ты, в которых отправной точкой служит не автономное сознание и воля адресанта («трансценденция»), а установление и «о-значивание» связей с Другим. Отношения Я-Ты, понимаемые как субъект-субъектные, основаны на признании нетождественности участников коммуникации, которые, тем не менее, стремятся создать и каждый раз реконструировать однозначную, знакомую, повседневную среду взаимодействия, наполнив ее повседневными, легко узнаваемыми и разделяемыми символическими и знаковыми формами. Так устанавливаются семейные связи, отношения между коллегами, между участниками неформально-группового взаимодействия и т.д.

Принципиальным различием между этими двумя подходами является даже не различие в расстановке акцентов на участников коммуникации (адресант и адресат), а наделение различных сфер коммуникации характеристиками субъектности и объектности. Выразим главные отличия в виде четырех основных позиций.

1. Драматическая субъектность представлена субъективностью, трансценденцией исполнителя роли, говорящего, актора, а также его когнитивными структурами, предполагающими априорное знание о «возможности быть другим».

2. Субъектность диалогическая выражена рождающимся в акте коммуникации интерперсональным полем, неким Мы.

3. Драматическая объектность – это внешняя сфера, «притягивающая» импульсы говорящего; это то, на что направлены усилия актора; предполагаемый Другой, иные акторы.

4. Диалогическая объектность представляет собой отсутствующие субъективности до диалога; объектно то, что пока еще не имеет значимого содержания до коммуникации, до создания и воссоздания поля Мы.

На наш взгляд, во всех четырех позициях можно выделить одно проблемное звено: почему коммуниканты имеют совершенно определенное представление друг о друге (знание о Другом в драматическом аспекте и знание о Мы в диалогическом)? Мы склонны определять эту проблему в контексте знаково-символического обмена, имеющего целью передачу и сохранение некоторых значимых смыслов. Представляется, что значимость смыслов может иметь как социальный (включая социально-экономический, социально-политический), так и культурный характер. Социальная значимость передаваемых смыслов имеет легитимную, институциональную основу (семья понимается не только как микрогруппа с присущими ей обыденными формами взаимодействия, но и социальный институт). Культурная значимость смыслов предполагает основу традиционную, прагматическую, основу, представленную «здравым смыслом» (семья как объединение людей, созданное на основе традиции или здравого смысла). В первом случае мы имеем дело с идеологическим «вызовом» коммуникации, во втором – с ее повседневным основанием.

Очевидно, что все четыре позиции предполагают наличие некоторых устойчивых способов (само-)выражения, постоянных условий, в которых могла бы быть воспроизведена как субъектность, так и объектность коммуникации. Так, независимо от выбранной методологии, мы неизбежно сталкиваемся с необходимостью объяснить чрезвычайную коммуникативную устойчивость малой группы. Мы полагаем, что стремление участников коммуникации воспроизводить и поддерживать отношения связано с т.н. повседневным ритуалом как устойчивой, стандартной формальной процедурой передачи и сохранения значимых смыслов.

Во-вторых, рассмотрим условия самой возможности устойчивого существования малой группы.

Одной из главнейших функций внутригрупповой коммуникации, которая выступает также как и условие устойчивости группы, является формирование общей картины мира, включающей в себя, как мы полагаем, такие элементы, как групповые мифы («мы – семья героев»), групповые истории (например, о том, как познакомились родители), групповые сценарии (поведение одного члена группы неизбежно повлечет за собой вполне определенное и ожидаемое поведение другого) и др. Очевидно, что на уровне каждого из элементов общей картины мира группа сталкивается с необходимостью постоянного их воспроизводства, в чем проявляется такое свойство малой группы, как стремление к гомеостазу, к сохранению своего положения. Коммуникация в данном случае выступает не только как средство обмена информацией о мифах, историях и сценариях, но и как форма существования картины мира.

Миф, равно как история и сценарий, представляют собой знаково-символические образования, предполагающие наличие в их структуре как «позитивных», так и «негативных» репрезентаций. Так, в частности, следуя логике Р.Барта, миф о «дружной семье» всегда будет включать в себя описание некоторой внешней угрозы групповой сплоченности, на фоне которой семья представляется «особенно дружной». Аналогичным образом возможно обнаружить дихотомии и в групповых сценариях и историях: представление группы, соответственно, о «нормальном» взаимодействии и «нормальном» ходе событий, как правило, усиливается представлением о санкциях и невозможности случившегося. Наличие подобных дихотомических конструктов инкорпорировано в повседневное мышление и поведение группы и позволяет ей поддерживать состояние относительного равновесия.

Более того, повседневная коммуникация внутри малой группы предполагает наличие в общей картины мира т.н. «общих пустых мест», которые заполняются в процессе и благодаря самой коммуникации. Миф, история и сценарий недосказаны рассказчиком, слушатель вынужден продолжать, достраивать нарратив адресанта таким образом, чтобы каждый из вышеуказанных элементов картины мира вновь приобрел бы целостную форму. Коммуникация в малой группе происходит в данном контексте в форме чередования исполнения ролей («мены ролей» согласно авторам теории речевых актов). Так, например, миф о «дружной семье» предполагает не просто вербальное описание качеств семьи одним из ее представителей, но подтверждение вербального мифа реальными действиями – демонстрацией дружбы, что «достраивает» миф. При этом, реальные действия носят то символическое выражение, которое характерно для данной группы. В итоге, внутригрупповая коммуникация на уровне общей картины мира приобретает культурные повседневные формы.

Еще одним «стабилизатором» устойчивости группы является ее институционализация. Легитимность распространяется на социально-(политически-, экономически-)значимые отношения таким образом, что они «локализуются» в виде устойчивого объединения людей, выполняющих согласованные, целенаправленные совместные действия, удовлетворяющие общей идеологии социального института. При этом легитимацию не следует понимать исключительно как открытый механизм, «навязывающий» определенный тип отношений с определенным содержанием. Идеология социального института функционирует таким образом, который предлагал бы ее в качестве «верной» альтернативы «неверной» реальности или «неверной» идеологии. Так, очевидна непосредственная зависимость между существованием «преступной группировки» и «лояльной группы», «элитой» и «маргиналами», «семьёй с либеральными отношениями» и «семьёй с тоталитарным воспитанием» и т.д. Интересным моментом является то, что в группах каждой из таких дихотомичных пар повседневная коммуникация имеет аналогичную структуру: и элита, и маргиналы гомеостатичны в силу общей картины мира, в силу символического обмена значениями, в силу наличия повседневных культурных форм. Различие состоит в содержании оценки действий собственной группы и антонимичной группы, которая (оценка) имеет ярко выраженную идеологическую основу, соответствующую общей модальности социального института. Таким образом, внутригрупповая коммуникация может иметь различного рода идеологические стратегии: легитимация, сокрытие, унификация, фрагментация, реификация (более подробно см.: Thompson J.B. Ideology and modern culture. Critical social theory in the era of mass communication. Oxford: Polity press, 1990, PP.56-66).

В-третьих, вкратце обозначим основные модальности существования малой группы. Речь идет именно о модальности, поскольку одной из характерных особенностей коммуникации в малой группе является оценивание, проявление отношения. Номинализация (обозначение) и дескрипция (описание) повседневных фактов не представляют собой доминирующие процессы во внутригрупповой коммуникации, поскольку согласованные действия группы приводят к созданию равнозначно воспринимаемого «порядка вещей», «диспозитива». Но при столкновением с нарушением привычного положения дел, с чем-то необычным, незнакомым, отклоняющимся группа вынуждена демонстрировать солидарность и воссоздавать общую картину мира за счет выражения своего отношения, за счет оценки. Понятно, что группа находится в непрерывном взаимодействием с иными социальными группами, и подобная необходимость оценивания, воспроизводства модальности возникает довольно часто.

Как мы уже показали выше, внутригрупповая коммуникация имеет две стороны: идеологическую, связанную с поддержкой и воспроизводством социального института, и повседневную, связанную с воспроизводством разделяемой всеми представителями группы картины мира. Условно обозначим модальности, связанные с двумя модусами коммуникации, как идеологическая и повседневная модальности.

Идеологическая модальность выражена наличием некоторых стремлений группы («служить Отечеству», «стать настоящими профессионалами», «добиться признания в городе (стране и т.д.)», «создать преемственность поколений в нашей большой семье»). Соответственно, совпадение демонстраций личного стремления и реального поведения каждого из членов группы со стремлением группы в целом будет оцениваться как принадлежность группе, и наоборот, отклонение от общей идеологической стратегии коммуникации может вызвать санкции либо исключение человека из группы.

Повседневная же модальность представлена групповыми верованиями и групповым представлением о рациональности. Общая групповая культура определяет те или иные ритуальные оценки, групповые стереотипы восприятия и поведения, и, соответственно, несовпадение с групповой позицией также будет расценено как «чужеродность».

Но как в первом, так и во втором случае группа совершает символический обмен между ее членами, что и характеризует внутригрупповую коммуникацию.

Версия для печати

 

Hosted by uCoz