ГЛАВНАЯ
страница

Constitutum
о концепции проекта

personalia
наши ведущие эксперты + наши авторы

natum terra
карта сайта

diegesis
концепции

sociopraxis материалы эмпирических исследований

methodo-logos размышления о методе

oratio obliqua критика, рецензии, комментарии

chora
публицистика, интервью

esse
эссе

sociotoria
форумы

habitus socis информация, аннотации, анонсы

studiosus
в помощь студенту (рефераты, консультации, методические материалы)

alterae terrae альтернативные ресурсы (ссылки)

ГОСТЕВАЯ КНИГА

 

На путях российской истории: культура религиозная и культура светская

Горбунов В.В.

В понимании особенностей исторического развития важное место занимает вопрос соотношения светской и религиозной культур в жизни народа. Современные культурологи неоднозначно решают этот вопрос: одни отождествляют религию и куль­туру, придавая религиозный смысл продуктам культурного творчества; другие считают религию и культуру разными планами бытия (сакральное и профанное); третьи воспринимают религию как "закваску" культуры, долженствующую внутренне преобразовать человека. Все это имеет свои резоны, но в действительности между светской культурой и культурой сакральной, церковной, существует множество переходных форм, которые иногда трудно идентифицировать с религиозной или светской культурой. Использование религиозных сюжетов в культурном творчестве далеко не всегда свидетельствует о религиозном характере последнего: внерелигиозная культура в течение долгого времени может сохранять традиционные религиозные термины и обряды, наполняя их светским содержанием. То есть светское осмысление мира может осуществляться в старой знаковой системе, будучи при этом индифферентным по отношению к религии. Все эти проблемы требуют соблюдения принципа историзма и обязательного учета национально-территориальных особенностей каждой культуры.

Обращаясь к историческому прошлому (например, к допетровской России), о разделении культуры на светскую и религиозную можно говорить довольно условно, имея в виду разные сферы гражданской и церковной деятельности, когда жизнь в целом и в духовном творчестве (в образовании, литературе, искусстве) протекала по укоренившимся правилам - в данном случае канонам православия. О его генезисе четко выразился Павел Флоренский: "Русская вера сложилась из взаимодействия трех сил: греческой веры, принесенной нам монахами и священниками Византии, славянского язычества, которое встретило эту новую веру, и русского народного характера, который по-своему принял византийское православие и переработал в своем духе"[1].

Но роль православия в формировании российской цивилизации не вмещается в замкнутые рамки церковных отношений, а раскрывается в своей полноте, выходя на широкое поле светской культуры, которая сама влияет на сакральное сознание и в то же время получает подпитку со стороны религиозного мироощущения. Однако в разные исторические периоды соотношение между религиозными и светскими началами в культуре было неодинаковым: на заре христианизации страны религия лишь постепенно набирала силу своего воздействия на широкие массы населения, позднее, столетия через два-три, православие укореняется, входит в быт, общий фон духовной культуры здесь религиозный, а с 13 века особенно высоко

поднялась светская культура, обретя свою самостоятельность. В современной жизни России - в обществе в целом секуляризованном - религиозная культура заметно стала усиливать свои позиции. Впрочем, такая схема во многом условна, приблизительна, представляет лишь общий абрис духовных процессов.

Особо следует выделить в историческом процессе духовно-культурных преобразований России роль царя-реформатора Петра Великого. Начиная с петровских времен, российская культура приобре­тает светский облик, хотя (и это существенно) связь с религией всегда оставалась достаточно прочной при всем разделении общественных функций в области просвещения, хозяйствования, искусства и пр. В этих условиях все несоответствия между светской и религиозной культурами обычно удавалось огладить и уладить, и церкви приходилось идти на уступки сильной гражданской власти, как это было при проведении Петром "революционной реформы”, отвергавшей патриаршество и сложившееся единство царской и духовной власти, когда государи в принципиальных вопросах действовали через церковные соборы.

Характерным примером улаживания в новых политических обстоятельствах государственно-церковных отношений могут послужить решения некоторых просветительских задач. Так» царь проявил инициативу создания (наряду с церковными школами) новых светских школ, получивших название "цифирные", и с этим пришлось согласиться духовенству. Интересно, что, когда после смерти Петра возник проект вновь соединить цифирные школы с архиерейскими, против этого восстал Святейший Синод. Его мотивировка: "Преподавать ученикам одну арифметику и геометрию, без связи с богословским образованием - не духовное дело. Поэтому просим оставить цифирные и геометрические школы в светском правлении"1. Показательно, что в тот период само духовенство остерегалось опасного, по его мнению, влияния светской культуры, особенно естественных знаний на систему духовного просвещения.

За всеми петровскими реформами объективно стояла историческая задача: изменить сложившуюся систему ценностей, повернуть Россию лицом к передовой европейской культуре. С тех пор страна стала развиваться в русле европейской цивилизации. Этому яростно противились в центре и на местах консервативные силы, тормозившие прогресс и не желавшие менять привычные, удобные для себя порядки старины. Среди этих ретроградов было немало и церковных деятелей, защитников архаических культурных традиций. Такое противоборство нельзя назвать столкновением двух культур - светской и религиозной, но в определенной мере здесь отразились разные принципы жизнеутверждения людей в мире.

В новых исторических условиях, произошло и более определенное разграничение светских и религиозных функций культуры; но при всей решительности реформаторских действий государства это была не насильственная ломка культуры, а решение вполне назревших общественно-политических задач. В то же время разграничение культуры на светскую и религиозную никогда не было абсолютным, исключающим взаимное влияние или единое предназначение многих духовных продуктов.

Особенно заметно сближение светской и религиозной культур

продвинулось в российской истории во второй половине 20 века. В современной социальной концепции Русской Православной Церкви прямо подчеркнуто, что "светская культура способна быть носительницей благовестия"[2]. Вспоминая непростой путь взаимоотношений светской и религиозной культур в России, Патриарх Алексий II справедливо отмечал:             "... «Светская культура прошлого, основанная на христианских ценностях, была залогом будущего духовного возрождения. Когда в начале 30-х годов в официальную советскую культуру вернулся Пушкин, один проницательный мыслитель (Георгий Федотов) заметил, что с Пушкиным вернется в Советский Союз гуманизм, вместе с общечеловеческими ценностями - их христианская основа и, наконец, сама вера Христова"[3].

Сегодня просвещенные церковные и государственные деятели понимают, что роль православия в формировании российской духовности не вмещается в замкнутые рамки церковных отношений, а раскрывается в своей полноте, выходя на широкое поле светской культуры, которая сама влияет на религиозное сознание и в то же время получает подпитку со стороны религиозного мироощущения.

Культура - область плодотворного сотрудничества Церкви о государством и светским обществом в целом. В принятом на Архиерейском соборе РПЦ в августе 2000 года важном документе - "Основы социальной концепции РПЦ" содержится шестнадцать пунктов, определяющих область "сорабочества Церкви и государства в нынешний исторический период"[4], а из них почти половина материала непосредственно затрагивает область культуры – как в центре, так и на местах. Здесь и духовное образование, и патриотическое воспитание, и забота о сохранении нравственности в обществе, и охрана культурного наследия, и культурно-творческая деятельность, и гуманитарные и другие научные исследования и т.п.

Показательна для решения поставленных трудных проблем "соработничества" (иначе говоря, – сотрудничества) вся широкая область просвещения. Понятно, что в церковной среде не могут не возникать опасения насчет возможности нежелательных влияний светской культуры на какие-то стороны религиозного обучения. Но здесь приходится исходить из объективных реалий. Так, в документе записано: "О православной точки зрения желательно, чтобы вся система образования была построена на религиозных началах и основана на христианских ценностях. Тем не менее, Церковь, следуя многовековой традиции, уважает светскую школу и готова отроить свои взаимоотношения о ней, исходя из признания человеческой свободы"1. Здесь существенны и общие доверительные отношения, сложившиеся сегодня между руководителями государства и Церкви. Как признал предстоятель  Русской Православной Церкви Алексий II, "ныне существующая модель

взаимоотношений духовной и светской власти видится близкой

к оптимальной"2.

Православие на Руси, выступая важной национально-объединительной силой, духовно сплачивало не только русских, но и своей культурой оказывало влияние на иноверцев, которые в соседских взаимоотношениях перенимали многие русские обычаи (например, праздничные торжества, манеры общения), иные принимали крещение, некоторых же устраивало и двоеверие. На этот счет интересный фактический материал был приведен в мемуарах А. И. Герцена. В 1837 году, находясь в вятской ссылке, он воочию наблюдал - что и было им подробно описано - дружественные общения христианских верующих с иноверцами во время религиозного праздника, посвященного местной святыне - чудотворной иконе Николы Хлыновского (Хлыновск - старое название Вятки). Это масштабное торжество развертывалось в виде своеобразного крестного хода по реке Великой от места признанного чудотворного явления до города Вятки (ок. 50 км.). Установленную на богатом досчанике икону Николы Хлыновского сопровождали в пути сотни всякого рода лодочек, "наполненных крестьянами и крестьянками, всякими мещанами", а впереди всех двигалась губернаторская ладья, покрытая красным сукном. "Десятки тысяч народа из близких и дальних уездов ждут образа на Великой реке" - так описывал мемуарист событие, подчеркивая общенародный характер этого религиозного праздника. Но самое существенное здесь для нас замечание Герцена, обратившего внимание на необычайность того факта, что "толпы некрещеных вотяков и черемис, даже татар, приходят молиться иконе"3. Это уже не только эмоциональное впечатление, это - констатация факта.

Вместе с тем, не менее значимым представляется и свидетельство мемуариста о том, что сам праздник, посвященный православной иконе, "имеет чисто языческий вид", а за монастырской стеной "вотяки, русские приносят в жертву баранов и телят, их тут же бьют, иеромонах читает молитву, благословляет и светит мясо, которое подают в особое окно, с внутренней стороны ограды"4.

Таким образом, не свойственное православным традициям подобие жертвенного заклания баранов для раздачи мяса народу, в данном случае освящалось христианским иеромонахом; и это определенное смешение разных обычаев, как нам представляется, объяснялось как раз разнородным, массовым составом участников религиозного торжества. И еще. В самом народном характере праздника проявлялись, прежде всего, общечеловеческие начала всякой культуры - как культуры мирской (светской), так и культуры религиозной.

Такие объединительные для всех этносов основы культуры сказываются и в свойственном людям уважительном отношении к природным стихиям, что нередко проявляется в обожествлении этих стихий. Так, элементы пантеизма

 всегда присутствовали в традиционных верованиях народов, принявших

христианство или ислам, иудаизм, буддизм. По мнению ученых, изучавших данные проблемы, элементы пантеизма были унаследованы еще от ранних религиозных форм индуизма, брахманизма и даосизма. Правда, такая концепция лишь гипотеза или интересная версия, основанная только на схожести народных ритуалов. Суть же проблемы, думается, в общности людских размышлений о непонятных таинствах природы; здесь и корень схожих суеверий.

Говоря о культурном сближении народов России, следует иметь в виду не только их естественное бытовое общение соседского проживания, но и общность исторических судеб всех людей своей земли обитания, ставшей для народов ее заселявших родным домом, который в лихую годину военных испытаний защищался от чужеземных завоевателей общенародно, "всем миром", поднимаясь в этом единстве выше случавшихся нередко внутренних неурядиц и межусобиц.

Но сплочение российских этносов не следует понимать как их обезличение, нивелировку культур. Как раз напротив. В ходе плодотворных общений полнее раскрывались лучшие свойства каждой этнической культуры, которая вливалась в общий национальный фонд духовных богатств.

Религиозные и светские начала этнических культур не только взаимодополнительны, взаимосвязаны, но находятся также в определенном противоположении. И если религиозная составляющая более консервативна в отношении сохранения традиций (охранительная функция) и ритуальных канонов, то светская составляющая более свободна в восприятии нового и развитии старого. Таким образом, светская культура в целостной системе духовного производства – важнейший фактор сближения этносов.

6.2. Язычество и этнические культуры

В понимании основ российской цивилизации одно из центральных мест занимает проблема язычества, на фундаменте которого выросла вся наша культура – светская и духовная. В то же время язычество – не ушедший в прошлое этап исторического развития; оно сегодня живо не только в отдельных этнических культурах, но и во многих традициях функционирования современной российской культуры в целом.

0 самой содержательной сути термина "язычество" можно говорить в разном плане: в религиоведческом, культурологическом, этнологическом. И все эти три аспекта важны для раскрытия настоящей темы. Но, прежде всего надо сказать об этимологии исконно русского слова "язычество", что помогает более точному его употреблению в разных контекстах. Термины "язычество", "язычники", "язычник" происходит от старославянского слова "язык" в значении народ (например: "нашествие двунадесятых языков" в отечественную войну 1812г.). Поэтому, когда речь идет о языческих религиях, культурах, обычаях, имеется в виду их народная, этнокультурная основа. В то же время в раннехристианских писаниях слово "язычники" употреблялось для отличия иноверных народов /языков/ от православных. Однако и те, и другие - едины в своей родовой народной основе и различны в своих бытовых особенностях, исторических традициях. Не случайно, размышляя об идее народности в литературе, наш высший писательский авторитет - А.С. Пушкин отмечал: "Есть образ мысли и чувствований, есть тьма обычаев, и поверий, и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу - Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию..."1.

Для языческих культур в религиозном значении характерно многобожие (политеизм в противопоставлении монотеизму) и обожествление природных стихий, животных, растений или даже неодушевленных предметов, например, священных камней.

В России языческие верования и языческие культуры всегда были тесно связаны с православной культурой, которая сама обогащалась этнокультурными традициями. Признанный аналитик русской духовности Г.Д. Федотов, характеризуя отечественную культуру в прошлом и настоящем, не забывал напомнить о ее сильных языческих корнях. В рецензии на книгу В.В. Розанова "Опавшие листья" он отнес творчество этого самобытного писателя и религиозного мыслителя к сфере "нашей языческо-христианской культуры"1.

Думается, такое обобщение есть некоторое преувеличение публициста. Однако следует признать, что суть вопроса в самих народных особенностях, сложившихся обычаях российской многонациональной культуры, что сохранилось до наших дней. Наивно полагать, что простым актом массового крещения народа в реках можно сразу и без лишних сложностей утвердить новую веру. Но все же ясно и то, что семена христианства в целом пали на благодатную землю, и одним из условий этого являлось то, что на российских просторах не было сложившихся структур иных религий, а пантеистические верования разных языческих племен без большого труда уживались с новыми религиозными ритуалами. И после того, как в Киеве и Новгороде статуи главного бога древнеславянского языческого пантеона Перуна были торжественно разрушены, в массовом сознании его вполне заменил Илья Пророк. И праздники Пасхи, и Рождества Христова, и Троицы, и Святки, и Масленица - все стало своим, русским в христиано-языческой или, если хотите, как у Федотова, языческо-христианской культуре, что ни в коей мере не умаляет роли православия в становлении и формировании культуры великой страны.

В то же время наряду с крестившимися древнеславянскими племенами существовали на просторах страны и другие коренные этносы. Здесь перед нами встает интересная» но еще до конца не раскрытая на конкретном материале проблема слияния и взаимообогащения христианской и языческой культур в процессе мирной колонизации обширных территорий северо-восточного Заволжья. Наибольший вклад в исследовании этой темы принадлежит    В.О. Ключевскому, но и он признавался, что ему хотелось бы получить больше сведений (из летописей, агиографии) о подробной картине такого культурного процесса.

Прежде всего, наш известный историк показал, что в этих местах уже обитали племена финно-угорской языковой группы, которых и встретили приходившие сюда русские, называя аборигенов общим именем "чудь". Главный вывод Ключевского, доказанный документально и существенный для нашей темы, – встреча русских с местным населением протекала мирным путем. "Происходило заселение, а не завоевание края» не порабощение или вытеснение туземцев. Могли случаться соседские ссоры и драки; но памятники не помнят ни завоевательных нашествий, ни оборонительных восстаний”2. Это характеризовало приход христианства на север страны, хотя южнее (где было гуще население) случались и кровавые столкновения.

Разумеется, процесс формирования общей культурной среды в смешенном христиано-языческом населении проходил постепенно, был растянут во времени. Успешным мог быть лишь один путь – путь соседского мирного проживания» обмена полезными навыками в труде, быту; сближение в результате смешанных браков; в языковых общениях; в схожем уважительном отношении к силам природы (язычники им поклонялись, христиане молили Бога усмирить стихии).

Такой процесс Ключевский назвал "бытовой ассимиляцией". Христианство, как его перенимала от русских "чудь", не вырывала с корнем языческих поверий: народные православные верования, не вытесняя языческих, строились над ними, образуя верхний слой религиозных представлений, ложившихся на христианскую основу. При перемешивании русско-чудского населения христианство и язычество являлись не противоположными, одна другую отвергающими религиями, но лишь взаимно восполняющими частями одной и той же веры, обращенной как бы к двум мирам, одна – к  миру горнему, небесному, а другая – к преисподней.

Мирясь с языческими довериями и даже воспринимая (в своем представлении) их, православные все же стремились всегда подчеркнуть первенство и силу своего верования. В этом отношении характерна одна, единственная в своем роде, легенда, сохранившаяся в рукописи Соловецкого монастыря: "А на Белоозере жили люди некрещеные, и как учали креститися и веру христианскую спознавати, и они поставили церковь, а не ведают, во имя которого святого. И на утро собрались да пошли церковь свящати и нарещи которого святого, и как пошли к церкви, оже в речке под церковью стоит челнок, а в челноку стулец и на стульце икона Василий Великий...  И они церковь свящали да учили смотрити: ино в прежние лета ту было мольбище за олтарем, береза да камень и ту березу вырвало о корнем» да и камень взяло от земли да в Шексну и потопило. И на Белеозере то первая церковь Василий Великий от такова времени, как вера стала"1. Так, по доверию, было наглядно продемонстриро­вано превосходство христианского храма над языческим мольбищем с его камнем и березой. Для нас же это прелестная простодушная легенда (древняя литературная жемчужинка) является крупицей богатств, хранимых северной культурой.

Показательно для тех сложностей, которые сопровождали процесс христианизации страны, были и случавшиеся порой отступления от православной веры (ереси). Так, в конце XIY – начале XY веков новгородско-псковские еретики – стригольники отступили от христианской церкви, возродив патриархальные языческие верования и пантеисти­ческий культ Неба и Земли. Ересь стригольников не получила разивития.

Определенную роль в деле приобщения нерусского населения к христианской культуре сыграла святительская (миссионерская) дея­тельность православной Церкви. Одним из самых известных на Руси подвижников этого дела стал в XVI веке преподобный Стефан Пермский. В житиях святых об этом самоотверженном и образованнейшем человеке записано! "Услышал преподобный о пермской земле, что живут в ней идолослужители, что действо дьявольское царствует в ней. Потому что в Перш люди приносили жертвы глухим идолам-кумирам и бесам молились, волхованиями одержимы были, верили в бесование, и в чарование и в дела кудесников - кудесы". С таким положением дел преподобный мириться не мог. Им "овладела мысль пойти в пермскую землю и просветить ее". Не только подумал, но и сделал2. Но как?

Это очень поучительный опыт, важный для понимания конкретного решения исторической задачи сближения русского и языческого населения. 0 деяниях Стефана Пермского с восхищением писал Г.П.Федотов: "Стефан - создатель зырянской письменности - явление совершенно исключительное. Он не пожелал соединить дело крещения язычников с их обрусением... Он сделал для зырян то, что Кирилл и Мефодий - для всего славянства. Он перевел для них богослужение и Священное Писание"3.

Еще одной иллюстрацией позитивного процесса расширения православного духовного пространства и культурного обогащения окраинного населения является колонизация Среднего Поволжья. Так» в середине XVI века была учреждена Казанская епархия, на которую были возложены дела христианизации нерусских народов этого региона. В специальном царском распоряжении архиепископу той епархии предписывалось надзирать за тем» чтобы церковь и старцы-иноки в монастырях при обращении коренных жителей в православную веру обучали их религиозной грамоте. В регионе в ту пору и позднее осуществлялась целая просветительская программа среди нерусского населения4.

Надо признать, что святительская деятельность православной Церкви способствовала приобщению местного населения к русской культуре. Но в то же время опыт показал: как только государственные и церковные чиновники начинали применять насильственные меры христианизации – сразу наступало отчуждение, враждебное противостояние. Например, при христианизации мордовского населения в XVII веке царь Федор Алексеевич допустил административный нажим и угрозы при неподчинении отдать народ под власть мусульманских мулл. «Мордва, - как сообщают историки, - крестилась, но тотчас же после ухода начальства вернулась к своей вере. Только Петр заменил эти приемы попыткой создать школы для иноверцев; но и его меры сопровождались угрозами принуждения. Обращенные в православие мордовцы сохранили свою «мордовскую веру»… Понемногу православие все же распространилось и служило сильным средством для обрусения»5.

При определенных достижениях православной Церкви на ниве приобщения к христианской культуре нерусского населения следует отметить, что все же языческие традиции всегда сохранились и проявлялись в повседневной жизни, в обрядовых торжествах и даже в каких-то формах поклонения природным стихиям. Так, например, в деревнях республики Марий Эл и поныне сохранились молитвенные рощи, в них совершаются старинные культовые обряды, возрожденной языческой религии предков.

Часть российских этносов, сохраняя свои древние культурные традиции и язык, приняли православие (например, почти половина или чуть больше тех же марийцев), другие – придерживаются языческих верований, для третьих характерен религиозный синкретизм, т.е. двоеверие, заимствование или смешение разных культовых обрядов.

Превосходно о российском язычестве высказался православный мыслитель И. А. Ильин: «Языческие народы совсем не были богоотверженными, духовно-мертвыми и обреченными на гибель множеством, но имели свою меру откровения, свою вдохновленную мудрость, свою живую религиозность и добродетель»1 .

Отдельно следует сказать о месте русского народа в консолидации российских этносов хотя бы уже потому, что он составляет подавляющее большинство населения страны (сегодня 82%) и является структурным костяком стабильности, жизнеустойчивости всей нации; больше того – нацеобразующим фундаментом российской цивилизации. Как справедливо отмечал Г. П. Федотов, большинство народов, населяющих Россию, как островки в русском море, не могут существовать отдельно от нее; другие, отделившись, неминуемо погибнут, поглощенные соседями.

Но численное преобладание русских на земле российской – не единственный фактор устойчивого единения всех ее этносов. Здесь важны и общая историческая развитость христианской культуры в целом, и готовность православного народа жить в согласии и сотрудничестве с язычниками, которые и сами в этом были глубоко заинтересованы; к тому же они часто остро конфликтовали между собой. Думается, общему сплочению способствовали и определенные черты национального психического склада русских: широта их души, доброта, незлобивость, готовность к прощению обидчиков, контактная простота общений и др. Все это не могло не восприниматься инородцами; однако признаем, что и не лучшие качества русского персонального поведения, увы, заимствовались теми, кто жил рядом, например печально известная склонность к употреблению спиртного. А теперь – будем честными – это стало уже общенациональным бедствием, которое вы своей массовости ведет к невосполнимым потерям духовной культуры (к разрушению национального генофонда) – тут уж самим бы русским брать пример с непьющих или малопьющих народов, например, мусульман.

На протяжении всей истории сосуществования российских этносов шел позитивный процесс их сближения, определенной ассимиляции, интеграционного культурного развития. Однако, исходя из этих бесспорных фактов было бы неверным объявлять Россию (а подобная точка зрения существует) мононациональным государством. Понятие «монолита» здесь означало бы отрицание многообразия национальных культур сегодня и вообще игнорирование национальных проблем. Прав был председатель Совета Ассамблеи народов России Р. Абдулатипов, утверждая, что «национальный фактор – это не посторонний и тем более не враждебный для российской действительности элемент, как это нередко преподносится, а сущностная основа духовного развития, экономического благополучия и политического единства Российской Федерации»2.

Этот резонный вывод может быть подтвержден конкретными социологическими исследованиями более широкого подхода к проблеме сохранения национального единства современной России, исходя из ориентации в этом самого российского населения. Так, из регулярно проводимых Институтом комплексных социальных исследований РАН с середины 90-х годов 20 века и в начале 21 века опроса населения в разных регионах страны однозначно можно сделать вывод, что "ориентация наших соотечественников на единую и неде­лимую" Россию является очень твердой и устойчивой»1 (курсив источника).

Такая ориентация является подтверждением и устойчивости исторически сложившейся общественной системы этнокультурных отношений. И существующие языческие культуры с их народными верованиями – отнюдь не омертвевшие рудименты, а живое наследие, которое в современной жизни обогащает культуру в целом. Конечно, в древние времена пантеистические, тотемные, анимистские и др. верования языческих племен с их простодушными суеверными представлениями о добрых и злых духах сегодня во многом предстают в ином свете – не  столько в буквальном, а в знаковом и фольклорном понимании. Одновременно есть немало людей, полностью сохранивших веру в без­условную реальность "духов", и такие представления отнюдь не ме­шают иным, более, скажем так, "осовремененным" – взглядам   язычни­ков.

Многообразие национально-конфессионального состава нашей страны – безусловное историческое свидетельство жизненной устой­чивости и могущества российской цивилизации. Но здесь же возни­кает и непростая проблема соотношения общего и частного в данном единении, роли в таком целом отдельных слагаемых частей. В самом деле:

С одной стороны, мы резонно говорим о равноправии всех на­циональных культур» конфессий, религий, входящих в Российскую Федерацию, и этот принцип однозначно зафиксирован в Конституции. И в то же время – это тоже особенность российской цивилизации - ее ядро составляет русское население, а отсюда проистекает приверженность православию абсолютного большинства верующих. В этом смысле нашу культуру в целом можно назвать русской, а когда-то – и православной. Эта проблема, которая в философии называется антиномией: каждое из явлений реально существует и будто бы противоречит утверждению другого, что доказывается с одинаковой степенью убедительности, но это – лишь противоречие формальной логики. В общественной жизни нет чистых, "дистиллированных" проблем. В русской нации - так исторически сложилось – много инородных примесей, трудно найти семью, в которой бы не было дальних или близких родственников из других национальных групп. Русская национальная культура сильно окрашена всем многоцветном культур соседних народов и просто соседей по житью-бытью. Эти культуры в какой-то мере ассимилируют русскую народную почву. Недаром го­ворится - поскреби любого русского и найдешь инородца.

С другой стороны, все иные российские народности (здесь слово "российские" имеет не только территориальный смысл) в большей или меньшей степени плодотворно ассимилированы русской культурой. Русский язык (стержень российской культуры) как известно, полу­чил широчайшее распространение среди других народов России, стал языком межнационального общения, а для многих - родным языком. Многие иноверцы крестились и стали православными. За пределами нашей общей Родины часто говорят о "русских немцах", "русских татарах", "русских армянах", "русских евреях" и т.д., что пока­зательно для характеристики общей ментальности народонаселения – субъекта  российской духовной культуры. И в этом смысле можно поставить знак равенства – что опасаются делать некоторые исследо­ватели – между словами "российская цивилизация" и "русская ци­вилизация”.

Надо отметить и определенную национальную зашоренность неко­торых политиков и клерикалов. Суть проблемы в том, чтобы не де­лить русский народ, как это случается подчас, на "своих" и "чу­жих", на праведников и неверных. Мы - все как есть: не плохие и не исключительные, не злые и не добренькие, а особенные и одно­временно - такие же, как и другие. Русские не претендуют на иск­лючительную роль "народа Богом избранного", а считают себя равными среди равных. Российская культура всегда открыта культурам Запада и Востока. Как писал Достоевский, "... назначение русского человека есть бесспорно европейское и всемирное"1. В этом и исто­рический смысл российской цивилизации – в ее неотъемлемости от мировой культуры, ее вкладе в общечеловеческое творчество» в укреплении духовного начала в прагматически ориентированного сегодня индустриального сообщества.

Прогрессивный исторический процесс культурного единения и развития российских этносов, разумеется, нельзя представлять одномерно – вне возникавших противоречий, издержек, нарушений» связанных со случавшимися великодержавными действиями властей в разные периоды отечественной истории. Но в то же время следует признать, что в России по сравнению с другими странами западного мира, к счастью, не произошло "растворение" малых этносов в об­щенациональном "котле" цивилизационного развития, где основным обогатительным компонентом является русская культура, толерантно воспринимавшая духовные достижения других народов. Конкретным свидетельством тому монет служить неоспоримый факт, что на тер­ритории России сохранились этносы, не превышающие в своем числе нескольких тысяч и даже сотен человек, в то время как "в Западной Европе давно исчезли с лица земли такие многочисленные народы, как бретонцы, гасконцы, бритты, пруссы и др."2

Разнообразный культурно-религиозный опыт всех российских этносов – это достояние общей национальной культуры в богатом соцветии традиций и новаций нашего Отечества.

6.3. Тема язычества в художественной литературе и искусстве

Художественное творчество – это та область общечеловеческих отношений, которая сближает культуры разных народов и разных эпох. В то же время здесь наиболее близко соприкасаются и взаимообогащаются светская и религиозная культуры, хотя и по-разному выражая эстетико-чувственные и идеологически-рациональные запро­сы людей: например, в древних языческих культурах доминировала сакральная функция, а для светского художественного творчества главным остается само воплощение (и смысловое, и техническое) прекрасного. Тем не менее, современная культура не отвергает уни­чижительно языческие образы, а, напротив, адаптирует и широко использует их в своей художественной практике. И главная причина такого плодотворного восприятия в народной, демократической основе любого значимого художественного произведения – как светского, так и сакрального, как христианского, так и языческого. Народность художественной культуры определяется не социальным положением ее творцов как "выходцев из народа", а самим предназначением высокого искусства, когда оно удовлетворяет запросы многих людей, а не отдельных избранников, ценителей элитарных вкусов.

Другой особенностью сближения художественных культур прошлого и современного стало то, что сами языческие верования разных этносов всегда предстают в конкретно-образном выражении обожествленных человеческих лиц, зверей, природных стихий, и эта же предметно-чувственная образность является главным компонентом совре­менного искусства (но, разумеется, на другом уровне миропонимания). Таким образом, светское художественное творчество часто использует языческий материал, либо фрагментарно, либо целиком сюжетно в литературе, живописи, драматургии, хореографии и других видах искусства. Если говорить более обобщенно о роли российской светской культуры в современной жизни, то надо выделить ее важную функцию объединения народов разных верований, людей с различными мировоззрениями, воспитания в духе терпимости к инаковерующим.

Важнейшим условием успешного освоения этнического духовного опыта современной художественной практикой является соблюдение принципа историзма, что позволяет в развитии увидеть события российской истории и ее подлинного творца – народа в его генетической привязанности к родному отечеству, ко всей социально-природной среде его обитания и освоения. Об этом прекрасно написал Г.П. Федотов, исторично и художественно обобщив разные, близкие каждому россиянину грани и черточки родной страны. Ее облик писатель-патриот видел и в золотых колосьях нив, и в печальной глубине лесов, и в кроткой мудрости души народной, в звуках музыки Глинки и Римского-Корсакова, в поэмах Пушкина, в эпопеях Толстого, в спящей новгородской иконе, в синих главах угличских церквей, в "Слове о Полку Игореве", в "Житии протопопа Аввакума", в буйных подвигах дружинных витязей, "боронивших Русь от поганых". И еще – выделим это – в данном ряду говорилось "о природной языческой мудрости славянской песни, сказки и обряда"1.

Российская художественная культуpa, обогащенная и языческим творчеством, внесла свой значимый вклад и в развитие мировой цивилизации. Одной из примечательных особенностей нашей духовной культуры является тесное переплетение и взаимообогащение разных видов творчества, органично связанных между собой. "Россия – молодая страна, и культура ее — синтетическая культура" — верно подметил в своем филологическом исследовании А.А. Блок. И далее он приводил примеры благодетельного для культуры творческие общения наших великих: Пушкина и Глинки, Пушкина и Чайковского, Лермонтова и Рубинштейна, Гоголя и Иванова, Толстого и Фета. Итак, более обобщенно; в нашей национальной культуре "слово и идея становятся краской и зданием; церковный обряд находит отго­лосок в музыке; Глинка и Чайковский выносят на поверхность "Руслана" и "Пиковую даму", Гоголь и Достоевский – русских старцев и К. Леонтьева, Рерих и Ремизов – родную старину"1.

И в то же время художественное творчество в России было тесно связано с другими сторонами общественной жизни в области философии» религии» политики. В формировании духовных основ цивилизации для каждой страны можно выделить свои наиболее яркие, исторически значимые направления в развитии общественной мысли. Для Германии, окажем, это была философия, для Англии – политическая экономия, для Франции – идеи великих социальных утопистов. Для России же этим с XIX века стала художественная культура и ее вершина – всемирно признанная наша отечественная литература.

Ее особенностью было не только совершенство эстетического воплощения творческих замыслов, но и серьезное социальное наполнение создаваемых форм. Это был отклик на проблемы времени, когда широкие освободительное движение, захватившее многие слои русского общества, являлось питательной средой художественному творчеству. В этом, думается, главная причина тому историческому феномену, имя которому Русская культура. И это великое достояние не только русского народа, но и всех российских этносов.

Наиболее значительным явлением отечественной духовной культуры было и остается имя Пушкина, родоначальника той великой литературы, которую мы называем сегодня отечественной классикой. А.И. Герцен как-то заметил, что "Россия на реформы Петра ответила явлением Пушкина". Продолжая эту мысль, можно напомнить, что царь-реформатор "прорубил окно в Европу", и Россия через этот пролом вдохнула воздух западной цивилизации и сама ускорила свое развитие. Пушкин же через это "окно" явил миру уже сложив­шуюся великую русскую культуру. Что же касается его влияния на духовную жизнь других народов нашего Отечества, то лучше всего об этом сказал сам поэт, хорош понимая и объективно оценивая ис­торическую значимость своего таланта:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык.

И гордый внук славян, и фин, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык2.

Пушкин обращался и к языческому прошлому российской истории, написав на основе летописного источника хорошо знакомую читателям "Песнь о вещем Олеге". В этом небольшом произведении для нас интересна не столько интрига с неожиданной развязкой, сколько само описание жизненного уклада княжеской дружины, взаимоотношений о вещателем ("волхвы не боятся могучих владык"), серьезность веры в предсказания кудесника – этого "любимца богов" (политеизм!) и его покорности перед языческим богом древневосточных славян – Перуном. Кроме того, рассказано, как дружина оправляет по умершему Олегу тризну, т.е. поминки по языческому обряду.

Попутно отметим, что все описанное в "Песне о вещем Олеге" происходило в начале Х века, т.е. еще до принятия на Руси христианства на государственном уровне в конце того же века, чему предшествовала неудавшаяся князю Владимиру языческая реформа (980г.) с попыткой упорядочить пантеон языческих богов (уменьшить их число в племенных культа, распределить их природные "обязанности", определить главного – Перуна и других, "рангом" пониже – Стрибога, Дажбога, Хорса, Мокошь.

Уже в те далекие времена – и до принятия христианства, и после – происходящие  события получали ("по горячим следам") первые художественные воплощения, которые впоследствии были творчески и плодотворно использованы писателями, живописцами, композиторами. Прежде всего, это русские былины – богатырский народный эпос; позднее эти сказания получили литературную обработку и стали богатым материалом для дальнейшего художественного воплощения.

Характерно, что в былинах тесно переплетаются (как в ту пору и в жизни) христианские и языческие обычаи, а православные нормы поведения еще в полной мере не укоренились в массовом сознании. Вот, скажем, народный любимец богатырь Илья Муромец, представленный в былине усердным защитником православия, и вдруг неожиданно высвечивается факт его обиды на стольного князя Владимира, когда богатырь, подстрекая к беспорядкам голытьбу киевскую, учинил выламывание крестов церковных (к чему бы это?); притом рассказчик былины, надо полагать, сам не видит в этом большого греха – так, шалость. Видимо, в те времена еще не сложилось трепетного отношения православных к новым церковным канонам.

Вот другая, может быть самая красочная былина о богатом новгородском купце Садко, Здесь совершенно четко обозначено противостояние двух мистических сил: языческого царя морского, пленившего Садко, и православного покровителя мореходцев Миколы Можайского, молитвы к которому помогли нашему герою освободиться (за выкуп) от морского пленения, а затем в благодарность своему святому была построена в его честь церковь. При всей фантастичности содержания этой былины здесь присутствует и исторический факт: так, в летописи за 1167 год упоминается некто Садко Сытинич, который заложил церковь " в каменном городе – детинеце" близ собора святой Софии. Сюжет же древней былины, как мы знаем, получил блистательное воплощение в опере Н.А. Римского-Корсакова "Садко".

Наиболее значимым художественным произведением ранней российской истории является "Слово о полку Игореве" - одна из величайших героических поэм мировой литературы, созданная в княжеской дружинной среде безвестным автором» по-видимому, еще в конце XII века. Это вполне светское художественное творчество – первый известный нам отечественный опыт такой литературы, но в нем отражено и религиозное сознание народа, о чем нам здесь следует сказать несколько подробнее. Написанная почти два столетия спустя после принятия на Руси христианства поэма, тем не менее, проникнута языческим пафосом поклонения силам природы и их олицетворениям –  древнеславянским богам Велесу, Дажбогу, Деве-обиде, Великому Хорсу. И в то же время в "Слове о полку Игореве" уже вполне отчетливо отражено православное миропонимание, с поклонением русской Защитнице – Богородице: характерно, что финал поэмы – это радостное возвращение из плена князя Игоря Святославовича в стольный град Киев, когда направляется он прямо в Храм Богородицы Пирогощая. Все это наглядное свидетельство тесного переплетения на Руси христианской и языческой культур. В этом светском произведении отразилась и в целом свойственная светской культуре веротерпимость.

Отдельно выделим в "Слове о полку Игореве" его художественный шедевр – "Плач Ярославны", и не только из-за того, что здесь эмоциональная кульминация всей поэмы, но и потому, что это исторический документ, и представляется уникальная возможность получить достоверные сведения о том, как в древности язычески молились наши предки, прямо и непосредственно, прося о помощи, обращаясь к обожествленным природным стихиям. Так, Ярославна на Путивльской стене, причитая, молила и упрекала, во-первых, "Ветер-ветрило", который на своих легких крыльях несет поганые стрелы на родных воинов. Во-вторых, "Днепр Славутич" с просьбой: "Прилелей, господине. Моего ладу ко мне". В-третьих, обращение к старшему божеству: "О, светлое, трижды светлое Солнце! Тепло и отрадно ты всем! Так к чему же, господине, на воинство милого свой луч простираешь горячий, в поле безводном?". Надо полагать, что такие молитвы на открытом воздухе или в специальных местах – мольбищах, не мешали той же Ярославне молиться о том же, но уже в православном храме, обращаясь к Богородице.

Поэма "Слово о полку Игореве" была высочайше оценена А.С. Пушкиным, который в последние годы своей жизни внимательно изучал этот литературный памятник Старины, намереваясь (что само по себе знаменательно) дать свой перевод и толкование древнего текста, но, увы, успел сделать лишь ряд черновых набросков и замечаний1.

Показательно, что не только в нашем Отечестве, но и в Западной Европе "Слово о полку Игореве" привлекло внимание ряда исследователей всемирной литературы и обществоведения. Так, К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу от 5 марта 1856 г. знакомил своего соратника с содержанием этого уникального литературного памятника русской старины и отмечал, что вся песнь "носит героически-христианский характер, языческие элементы выступают еще весьма заметно2. Как видим, и основоположники марксизма не прошли мимо проблемы соотношения христианских и языческих мотивов в русской художественной литературе.

Закономерно, что такое яркое литературное произведение как "Слово о полку Игореве" получило достойное отражение и в других видах художественного творчества. В оперном искусстве – это знаменитая опера А.Л. Бородина "Князь Игорь", а в живописи, – масштабное полотно В.М. Васнецова "После побоища Игоря Святославовича с половцами"; к той же теме ратных защитников древней Руси следует отнести и самую популярную картину прославленного живописца "Богатыри". Этой же теме он посвятил ряд своих красочных былин-баллад

 А.К. Толстой, таких, как “Илья Муромец”, "Алеша Попович", "Змей Тугарин", "Песня о походе Владимира на Корсунь", "Садко",  “Три побоища" и др.

Не только "дела давно минувших дней» преданья старины глубокой", о чем поведал нам Пушкин в поэме "Руслан и Людмила", но и судьбы современных народов волновали поэта и его сподвижников по писательскому творчеству. Здесь, прежде всего надо привлечь внимание к этнографическому аспекту отражения жизни окраинных народов в русской художественной литературе. Об этом писал и М.Ю. Лермонтов в поэме "Мцыри", и Л.Н.Толстой в повестях "Казаки", "Хаджи Мурат". Но раньше и подробней других все тот же неисчерпаемый Пушкин. Он открыл русскому и зарубежному читателю во многом новый ему мир восточной культуры (можно вспомнить, например, его поэмы "Бахчисарайский фонтан", "Цыганы"), и само это открытие не только расширяло исторические горизонты познания, но и способствовало лучшему пониманию образа жизни других этносов, их психологии, в основе которой при некоторых различиях заложены понятные всем общечеловеческие ценности.

Поднял Пушкин и острую тему взаимоотношений русских с кавказскими этносами, рассматривая ее в свете разных культурных традиций и перспективы мирного разрешения конфликтов. Об этом он, например, писал в поэме-повести "Кавказский пленник" Примечателен и сопутствующий комментарий автора к поэме, где давалась справка о черкесах и родственных им народах, которые, отмечал поэт: «Отличаются пред нами гостеприимством. Гость становится для них священною особою. Предать его или не защитить почитается меж ними за величайшее бесчестие"1. Внимание поэта привлекла и такая непростая для горцев проблема, как отношение к обычаям кровной мести и прощения. Этому он посвятил поэму (незавершенную) "Тазят"2. В произведении раскрывается конфликт между миропониманием некрещеных черкесов и уже иными взглядами черкеса-христианина. Этот молодой черкес отказывается выполнить "священный долг" кровной мести и вызывает тем самым презрение своего отца – старика-черкеса и его окружения. Проклиная и прогоняя из аула сына, отец желает ему, чтобы русские его поймали и "как волчонка, затерзали". Пушкин, разумеется, решительно осуждает жестокости и кровную месть, но он не знает, как разрешить конфликт, и, вероятно поэтому, поэма осталась незавершенной. Однако уже сама постановка вопроса, внимание к такой крайне болезненной (неразрешенной и сегодня) проблеме – великая заслуга поэта.

Писательский интерес к особенностям жизни разных российских народов органично связан с проблемами множественности националь­ных форм культурного развития отдельных этносов и единства их общей народно-творческой основы, их общих человеческих стремлений к счастью и благополучию, общих, схожих по своей сути проявлений радости и заботы, выраженных в песнях, бытовых привычках и т.д. Эта часть национальной культуры не отделима от языческих традиций в жизни народной.

Данный пласт живой, не ушедшей в прошлое, реально существующей фольклорной культуры привлекал творческое внимание российских писателей, художников, композиторов. Одним из самых ярких отобразителей национально-народных черт нашей культуры был Н.В. Гоголь. Вспомним, хотя бы, его красочные "Вечера на хуторе близ Диканьки" с описанием колядования в ночь перед Рождеством: праздник, конечно, христианский, но вот происхождение колядований – языческое; Гоголь даже счел полезным дать читателям такое пояснение: "Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога, что будто от того пошли и колядки. Кто его знает?... Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угрожает сатане. Однако же, если сказать правду, то в колядках и слов нет про Коляду. Поют часто про рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому"3. Писатель это разъяснение дает как бы от лица простонародного рассказчика (пасечника), что, однако, не меняет самой сути традиции колядования – и здесь интересно, как языческое сочетается с православным праздником: с одной стороны, священник отец Осип видит вроде бы несоответствие с церковным ритуалом и даже пытался запретить "самодеятельность", а с другой, – в этом вроде бы нет ничего предосудительного, тем более, присутствует и прославление Христа. Так или иначе, но это рассуждение самого Гоголя. Отметим также, что упоминание "болвана", которого "принимают за бога" – абсолютный аналог языческих идолов.

Гоголевское произведение с его выразительными оценками народных гуляний и колоритных украинских типажей стало прекрасным материалом для оперного воплощения. Вначале появилась опера П.И. Чайковского "Черевички", а затем опера Н.А.Римского-Корсакова "Ночь перед Рождеством (Быль-колядка)".

Фольклорный материал широко использовался  и поэтами, в частности, в описаниях таких языческих традиций, как гадания. Русские народные гадания не только игра, Шуточные развлечения, но и в какой-то мере суеверная надежда, что желанное сбудется. 0 самом ритуале гадания довольно подробно и конкретно рассказал Л.А. Жуковский в балладе "Светлана": как девушки в "крещенский вечерок" гадали на суженого. Здесь и бросание башмачка за ворота, и слушанье под окном, и счетное зерно для кур, и песенки застольные и т.д. Прямо инструкция какая-то и для современных гадальщиц. Но, разумеется, в этом больше шутливости, чем серьезности. Однако все ж – наследие языческое!

Вместе с тем о выражении язычества в художественном творчестве можно говорить не только как о проявлениях каких-то народных, но и как о чувственном восприятии самим автором того, что он описывает, как заколдованного чуда природы и ее одухотворение. То есть речь идет о языческом взгляде на предмет отражения, когда в явлениях природы видится (пусть иллюзорно) проявления влияний каких-то "добрых" или "злых" духов (вспомним пушкинское: "в поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам"). Вот и Н.А. Некрасов в поэме "Мороз-Красный Нос" так природно олицетворяет и зримо вырисовывает облик своего языческого "героя":

Идет - по деревьям шагает,

Трещит по замерзлой воде.

И яркое солнце играет

В косматой его бороде1.

Еще одним художественным воплощением языческих обрядов одухотворенной природа стала сказка-легенда А.Н. Островского "Снегурочка" – так по сюжету названа дочь Весны и Мороза, Присутствуют и другие природо-языческие персонажи: лесной царь Берендей, Ярило-солнце ("творческое начало, вызывающее жизнь в природе и людях"). На этот сюжет Н.А. Римский-Корсаков создал известную оперу "Снегурочка (Весенняя сказка)".

Тема обожествления в лицах природных явлений получила свое отображение и в изобразительном искусстве – в картине нашего замечательного художника М.А. Врубеля, написавшего выразительную картину "Пан"; здесь как бы сама природа вырисовывает лицо этого таинственного существа; а может, это игра воображения, бликов, теней, полутонов... Да и в известной картине этого живописца "Демон" можно ощутить олицетворение мистических природных стихий. Художественное творчество менее идеологизировано, чем другие формы общественных отношений и познания (например, в области политики или социальных наук). Поэтому в сфере прекрасного, эстетического освоения мира больше путей к толерантному сближению разных творческих традиций выражения языческих и христианских мотивов в искусстве. Мало того. Сами языческие образы как бы выступают в христианских одеждах и наоборот – христианские представления получают языческую окраску. Так, например, самый любимый в простонародье образ Богородицы как покровительницы Земли русской представал не мистически, а очень конкретно, природно-зримо, что так характерно для языческих верований. Писатель Иван Шмелев в книге "Лето Господне", вспоминая свое детство, рассказывал, как в простонародье конкретно-образно воспринимался на Руси праздник Покрова Пресвятой Богородицы (14 октября): на большой высоте, в облаках появляется Пречистая с ангельскими воинствами, и "держит над всей землей великий Покров-омофор, и освещается небо и земля, и все церкви засветятся, а люди возвеселятся! А еще, в пору близившейся зимы прикроет Богородица заботливо своим снежным пологом просторы родные.

Вот и Сергей Есенин, гениальный крестьянский певец Земли русской, молитвенно взывал в 1917 году – "О матерь Божья, спади звездой на бездорожье" и далее:

Пролей, как масло,

Власа луны

В мужичьи ясли

Моей страны1.

Другой духовно родственный Есенину поэт – Николай Клюев, впитавший сказочно-песенные, религиозно-мифологические традиции северно-русской крестьянской культуры, восклицал: "Природы радостный причастник, на облака молюся я"2.

В народном, так называемом, крестьянском творчестве русских поэтов особенно отчетливо проступают традиции православного вероисповедания в сочетании с природо-языческим мировосприятием. Эти же мотивы подспудно всегда сказываются и в русской светской художественной литературе и искусстве; общечеловеческое нравственное начало светской художественной литературы  духовно сближало ее с православием. Здесь согласимся с суждением митрополита Кирилла (Гундяева), который развивал следующую мысль: «Несмотря на внешний отрыв литературы от христианства в его церковно-бытовом обличении, именно христианство следует признать одним из самых важных источников свойственного ей нравственного идеала. И объясняется это не столько формальной принадлежностью многих русских литераторов к церкви (Гоголь, Достоевский, Лесков, Тютчев), а тем, что можно назвать христианским вдохновением, которое относится к русской литературе в его целостности, включая не только отлученного от Церкви Л.Н. Толстого, но и писателей, которые, как, например, Тургенев, Некрасов и Чехов верующими себя не считали. Всех этих писателей объединяет некая круговая порука совести, все то же нравственное вдохновение»1.

Великая русская художественная культура, высоко оцененная сегодня и православной Церковью, оказала и оказывает свое благотворное влияние также и на развитие культур других российских этносов, при сохранении, естественно, традиций собственных вероисповеданий. Когда-то Афанасий Фет полушутливо обмолвился: "У чукчей нет Анакреона, к зырянам Тютчев не придет". Сказал, и как же ошибся! Стремительное развитие российских этнокультур в 20 веке – сегодня общепризнанная истина. Что же касается конкретно упомянутых чукчей – выделим для примера из общего ряда писателей этой национальности лишь одного, самого знаменитого - Ю.С. Рытхэу, вина охотника-зверобоя, ныне члена союза писателей России, пишущего свои книги и на чукотском и на русском языках.

Само это двуязычие писателя, свойственное подавляющему большинству национальной интеллигенции всех российских этносов, – наглядный  показатель жизненной устойчивости ж многообразия нашей отечественной культуры, когда родовой язык этноса выступает хранителем национального наследия, а русский язык становится единителем всех народностей и средством их приобщения к высокому наследию русской культуры.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

_______________________

Издание подготовлено при содействии Российского фонда фундаментальных исследований – проект 04-06-80089



[1] См. Мудрость тысячелетий. М., 2004. С. 737

1 Цит. по кн.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской куль-туры. Т. 2. ч. 3. М., 1994. С. 250.

[2] Основы социальной концепции Русской Православной Церкви// Информационный бюллетень ОВЦС МП. 2000, № 8. С. 91.

[3] Журнал Московской Патриархии. 1994, № 2. С. 59

[4]  Основы социальной концепции РПЦ. С. 22-23.

1 Основы социальной концепции РПЦ. С. 22-23.

2 "Независимая газета". 2004. 21 янв. № I. С. I.

3 Герцен А.И. Былое и думы, 1., 1946. С. 155-156.

4 Там же, с. 156.

 

1 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в шести томах. М.-Л., 1934. Т. 6. С. 19.

1 Федотов Г.П. Лицо России. Париж, 1967. С. 302

2 Ключевский В.О. 0 русской истории. М., 1993. С. 95.

1 Цит. по: Святые места русского Севера. М., 2000. С. 11.

2 Жизнеописания достопамятных людей земли Русской. X-XX вв. М., 1992. С. 103.

3 Федотов Г. П. Святые древней Руси. М., 1900. С. 133.

4 Подробнее см. Православие. Общество. Культура. Омск, 1995. С. 87-89.

5 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т.1. М., 1993. С. 480.

1 Журнал Московской Патриархии. 1993, №11. С. 91.

2 Цит. По: Российская цивилизация. Этнокультурные и духовные аспекты. М., 2001. С. 203-204.

1 Горшков М. К. Российское общество в условиях трансформации: мифы и реальность (социологический анализ). 1992-2002. М., 2003. С. 427-428

 

1 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30-ти тт. М., 1984. Т. 26. С. 147.

2 Толерантность. М.,  2004. С.  256.

1 Федотов Г.П. Лицо России. Париж, 1967. С. 6.

1 Блок А.А. Собр. соч. в 8-ми тт. M.- Л. 1962. Т. 6. С. 175-176.

2 Пушкин A.С. Полн. Собр. Соч. в 6-ти тт. М.- Л. 1934. Т. 2. С. 190.

 

1 См. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в шести томах. М.-Л., I934.T.6, C. 139-147, а также 150 и 158.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. В двух томах. М., 1967. Т. I. С. 490.

1 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в шести томах. М.-Л., 1934. Т. 3. С. 119.

2 Там же. С. 297-306. 

3 Гоголь Н.В. Собрание сочинений в шести томах. М., 1952. Т. 1. С. 101.

1 Некрасов Н.А. Полн. собр. стихотворений. В 2-х тт. Т.1. СПб.1890. С.329.

 

1 Есенеин С.А. Собр. Соч. в 5-ти тт. Т. 2. М., 1961. С. 24.

2 Клюев Н.А. Песнослов. Стихотворения и поэмы. Петрозавод­ск, 1990. С. 40, 7.

 

1 Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. 1991. С. 45.

 

 

 

Hosted by uCoz