2. Субъекты политического православия

Неоевразийская линия

К православным политикам иногда причисляет себя основоположник неоевразийства Александр Дугин (конфессионально он принадлежит одному из старообрядческих течений). Религиозные воззрения Дугина ориентированы на "единую примордиальную Традицию", проявляющуюся в православии наравне с другими великими религиями. Дугин должен быть расположен где-то между вторым и третьим кругами политического православия: он много апеллирует к религиозным ценностям, но далеко не только к православным. Речь в данном случае (не единственном, кстати) идет не об искажении (интерпретации) православия в сторону иных религиозных или идеологических учений, а о прямом использовании сразу нескольких учений в качестве равных или сопоставимых по значимости оснований. Кроме того, Дугин гораздо чаще исходит не из религиозных концепций, а например, из геополитических.

Дугин открывает широкую и на глазах растущую шеренгу наших неоевразийцев. Конечно, интеллектуальный радикализм Дугина (и не в последнюю очередь, сложность его построений) – это не для всех. Даже и термин "евразийство" не так уж часто употребляется, или употребляется с оговорками. Но сами по себе рассуждения о западно-восточной и, соответственно, православно-мусульманской основе Российской империи – бывшей, потенциальной и будущей – становятся все более популярны на всех этажах политического класса.

В плане государственно-конфессиональных отношений неоевразийство соответствует концепции опоры на так называемые "традиционные религии": православие, ислам, буддизм и иудаизм. Кавычки здесь обозначают, конечно, не сомнение в исторической традиционности этих религий на территории России, а сложившееся словоупотребление, к которому прибегает подавляющее большинство политиков и представителей указанных религий. Это словоупотребление восходит к преамбуле закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" 1997 года, но в том законе нет термина "традиционные религии", а список наиболее уважаемых религий в преамбуле носит принципиально открытый характер^[1]. Закрытый же список четырех религий и соответствующий ему список семи организаций, образующих Межрелигиозный совет России (МСР; православие в МСР представлено только РПЦ) сформировался в 2001-2003 гг. Члены МСР признают первенствующую роль РПЦ и отказываются от прозелитизма по отношению к другим "традиционным религиям", поскольку де-факто выступают за однозначную связь этнической и религиозной идентичности^[2].

Интересно, что обе неоевразийские партии начала нынешнего десятилетия, созданные Александром Дугиным и Вали-Ахмедом Ниязовым, принципиально приглашали в свой состав религиозных деятелей именно четырех "традиционных религий" (Дугин, конечно, пригласил еще старообрядцев). И в обеих партиях реальный вес приобрели только мусульманские деятели, в случае дугинской партии – сам глава Духовного управления мусульман России (ДУМР) Талгат Таджуддин. А православный компонент оказался почти незаметен (как и иудейский). Последовательное неоевразийство, таким образом, вряд ли может претендовать на заметную роль в политическом православии, скорее – в политическом исламе.

Иное дело – "частичные неоевразийцы", лишь использующие некоторые евразийские идеологемы для построения своих вариантов имперской идеологии. Они не так серьезно настроены на диалог с исламом, не говоря уж о буддизме и иудаизме, поэтому и политическое православие у них гораздо отчетливее.

К таким "частичным неоевразийцам" можно, наверное, отнести и президента Владимира Путина, не раз рассуждавшего о приоритете "традиционных религий" и даже о приоритете РПЦ^[3]. Но личное православие Путина практически никак более не отражается на его политических заявлениях, упоминания православия происходят только по каким-то культурным оказиям. Так что не видно оснований причислять Путина к политическим православным^[4].

Серьезный представитель "частичного неоевразийства" – лидер Коммунистической партии Российской Федерации (КПРФ) Геннадий Зюганов^[5]. Невозможно оценить и проверить его предполагаемую личную эволюцию к православной вере, но в идеологии Зюганов определенно эволюционирует к православию.

В середине 90-х, когда идеологом КПРФ был Алексей Подберезкин, православие в лучшем случае упоминалось как элемент национальной культурной традиции. И тогда, и теперь делаются необходимые реверансы в адрес "традиционных религий" в целом. Но во время парламентской избирательной кампании 1999 года Зюганов уже активно апеллировал к православному электорату – написал брошюру "Вера и верность"^[6] и разослал ее по епархиям РПЦ. В последовавшей дискуссии с некоторыми епископами^[7] выяснилось, что Зюганов настаивает на принципиальной близости идей христианства и коммунизма, но вовсе не на том, что сам он исходит в своей идеологии из каких бы то ни было религиозных соображений. К следующим выборам, осенью 2003 года, Зюганов написал еще одну книжку^[8], но с тех же позиций.

Чтобы оценить степень современной религиозной мотивированности идеологии Зюганова, обратимся к интервью, данному им тогда же главному редактору радикальной православно-националистической газеты "Русь Православная"^[9]: известно, что многие политики, и Зюганов в том числе, адаптируют свои высказывания к аудитории, а аудитория в данном случае была самая политически православная. Там Зюганов отождествляет Царство Зверя и антироссийски (ранее – антисоветски) настроенный Запад, высказывает предположение, что так же думает и патриарх Алексий II^[10]. Но, кроме это и за вычетом непонятных упоминаний чего-то "нравственно-религиозного", все реплики Зюганова посвящены теме русского сопротивления Западу и инородцам, и выдержаны строго в этно-националистическом духе безо всякой религиозной мотивации и вовсе без ссылок на православие. Выступая в маргинальной газете, Зюганов даже позволил себе высказаться о засилье евреев, но, несмотря на подсказки доброжелательного интервьюера, смог вспомнить только один пример "защиты духовных ценностей нашего народа" – выступление КПРФ по поводу осады израильтянами группы боевиков в Церкви Рождества в Вифлееме.

На самом деле, КПРФ не раз поддерживала РПЦ в разных внутриполитических ситуациях, но, очевидно, для Зюганова это – совершенно второстепенные вещи, о которых он не вспоминает. Даже когда ему нужно призвать на помощь Церковь, он мотивирует это наличием общей угрозы. Зюганов не отступает от своего представления о религии как о некой абстрактной духовности^[11], но в национальной версии. Более того, эта духовность встречается в его текстах, хотя и нередко, но, как правило, в контексте противодействия безнравственности или в рассуждениях о глобализации и "конфликте цивилизаций"^[12]. Противопоставление духовности и безнравственности само по себе лежит вне сферы религиозного, равно как и спекуляции на тему "конфликта цивилизаций", даже если последние определяются по религиозному признаку. Зюганов, как и Сэмуэль Хантингтон и, что более релевантно, как большинство российских обывателей, апеллирует к религиям только как к культурной основе современного общественного устройства. Конечно, у каких-то "цивилизаций" религиозная основа предполагается живой и ныне действующей, но Запад-то всеми понимается как давно секуляризованный мир, и Россия большинством ее жителей, включая Зюганова, понимается так же.

Итак, Геннадий Зюганов и большая часть актива руководимой им партии всего лишь пользуются православием, даже не встраивая, а пристраивая его к своей идеологии, и тем самым находятся только в третьем круге политического православия. А есть в КПРФ и прямо атеистическое течение.

В принципе, в рамках КПРФ или около нее могло бы возникнуть православно-коммунистическое движение, и А.Митрофанова справедливо относит к нему таких авторов, как Сергей Кара-Мурза или Александр Проханов, пытающихся православно-поэтически интерпретировать советскую идеологию^[13]. Но такие персонажи остаются редким исключением. И еще большим исключением, по понятным причинам, являются симпатизанты коммунистов среди воцерковленных православных. Есть знаменитый в начале 90-х и продолжающий посещать лево-радикальные митинги "красный дьякон" Виктор Пичужкин и крошечные группы ему подобных проповедников тождества христианства и коммунизма^[14]. Духовник газеты "Завтра" протоиерей Димитрий Дудко^[15] сближался с Прохановым в отдельных своих высказываниях^[16]. Главный редактор "Руси Православной" Константин Душенов время от времени пытался к выборам синтезировать некую идеологию православно-коммунистического сотрудничества, которую в 1999 году он даже назвал "русским православным социализмом"^[17], но в остальное время Душенов – последовательный православный монархист и равнодушен к левым идеям. Конечно, тактический союз с КПРФ поддерживали многие "православные патриоты", но число искренних симпатизантов коммунизма среди них сейчас близко к нулю^[18].

Можно, пожалуй, констатировать, что православно-коммунистическое сближение не состоялось.

Есть основания назвать политическим православным Сергея Глазьева, экономиста дирижистских убеждений, долго примыкавшего к КПРФ, но не вступившего в партию, а осенью 2003 года пошедшего на выборы во главе блока "Родина", то есть в союзе с про-кремлевским умеренным националистом Дмитрием Рогозиным, и победившего. В дальнейшем два лидера "Родины" раскололи фракцию по признаку лояльности к Кремлю.

Глазьев – не только воцерковленный православный, но и постоянный партнер Патриархии в стратегических проектах. Например, он сыграл ключевую роль в принятии Всемирным русским народным собором (ВРНС^[19]) 4 февраля 2004 г. декларации-обращения к отечественному бизнесу^[20]. Более того, Глазьев – давний сопредседатель Союза православных граждан (подробнее об СПГ – см. ниже) – самой известной ассоциации политических православных, и СПГ формально поддерживал Глазьева на последних президентских выборах против Путина^[21], что для лояльного Путину СПГ означает высшую степень солидарности. В руководство нынешней организации Глазьева, движения "За достойную жизнь!", входят два политически активных клирика РПЦ^[22]. При расколе фракции "Родина" 4 марта 2004 г. из четырех депутатов, твердо позиционирующих себя как православные политики, двое поддержали Глазьева – Александр Крутов и Николай Леонов (журнал и телепередача "Русский дом"^[23]), один Рогозина – Александр Чуев (христианский демократ и верный сторонник Путина, который и всегда находится в определенной изоляции в своем православно-патриотическом окружении), а Наталья Нарочницкая (ученый и публицист) не участвовала в расколе.

Взгляды Глазьева в наименьшей степени связаны с неоевразийством как таковым, он на евразийские идеи прямо не ссылается. И все же на учредительном съезде дугинской партии "Евразия" он присутствовал, а "Евразия" входила первоначально в блок "Родина"^[24]. Глазьевские законопроекты о социальном партнерстве с религиозными организациями^[25] были направлены именно на то, чтобы государство опиралось только на "традиционные религии", причем со значительно доминирующей ролью РПЦ. Глазьев в III Думе был ключевой фигурой депутатского объединения "В поддержку традиционных духовно-нравственных ценностей России", ориентированного на усиление влияния "традиционных религий". Важно отметить, что Глазьев не только всегда лоббировал интересы РПЦ (например, в вопросах о преподавании "Основ православной культуры" в школе или о наблюдательных советах на телевидении), но и писал запрос в МИД по поводу отказа во въездной визе Далай-ламе^[26].

В какой степени Глазьева можно считать "православным политиком", вопрос достаточно спорный. Несомненные "православные политики" единодушно считают его "своим", в отличие от большинства русских националистов и коммунистов, с которыми Глазьев так или иначе разошелся. Но сам Глазьев в своих идеологических построениях ориентируется почти исключительно на идеи социальной справедливости, и "защита православия" обсуждается, если не только как инструмент достижения справедливости, то только в контексте разговоров о ней. Православие вообще упоминается Глазьевым почти исключительно в практической плоскости законопроектов, а не в плоскости идеологии. Видимо, Глазьев должен быть "помещен" между вторым и третьим кругами политического православия.

Как видим, неоевразийская линия, заметно совпадающая с линией сближения национа-патриотической и социалистической идеологий, не приводит нас к внутренним кругам политического православия.