ГЛАВНАЯ
страница

Constitutum
о концепции проекта

personalia
наши ведущие эксперты + наши авторы

natum terra
карта сайта

diegesis
концепции

sociopraxis материалы эмпирических исследований

methodo-logos размышления о методе

oratio obliqua критика, рецензии, комментарии

chora
публицистика, интервью

esse
эссе

sociotoria
форумы

habitus socis информация, аннотации, анонсы

studiosus
в помощь студенту (рефераты, консультации, методические материалы)

alterae terrae альтернативные ресурсы (ссылки)

 

Прототипизация и категоризация как основания идеологического дискурса

Кожемякин Е.А.

Мы считаем необходимым предварить наши рассуждения о механизме прототипизации и его роли в создании идеологических конструктов цитатой отечественного когнитивиста Н.Н.Болдырева: «Прототипические элементы когнитивных категорий обладают наибольшим количеством характеристик, общих с другими членами данной категории, и наименьшим количеством признаков, характерных для членов других категорий. Соответственно прототипические элементы категорий максимально отличаются от прототипических элементов других категорий. Непрототипические элементы имеют лишь некоторое число характеристик, общих с другими элементами данной категории, и обнаруживают целый ряд признаков, свойственных и другим категориям. Это также говорит о том, что категориальные границы носят неопределенный характер», и далее: «…с когнитивной точки зрения классификация объекта по степени определенности их очертаний не столь важна… Гораздо важнее то, что все типы конкретных предметов и явлений концептуализируются в нашем сознании как прототипические категории, границы которых не являются строго очерченными» [4; 79-80].

Данный пример иллюстрирует квинтэссенцию последних исследований в области когнитивной лингвистики, когнитивной семантики и психологии познания. Распространенное в этих областях знания определение прототипа как концепта распознавания категории (причем, ее содержания, а не ее границы) будет использоваться нами как рабочее определение прототипа.

Прототипическое выделение того или иного представителя группы объектов делает его значимым, ценностно-нагруженным, определяя его фон (его «родную» категорию) как благодатную почву для формирования той или иной ценности. Так, политика Ближнего Востока с момента выделения в ней типичного представителя (Садама Хусейна) и наделением его определенными чертами (жестокость, корыстность, тоталитарность, нетолерантность) будет обладать сущностью, которая, во-первых, воспринимается как принципиально отличная от политики других регионов, во-вторых, несет в себе черты «главного героя», в-третьих, возможно объясняется поведением «главного героя». Результат процесса прототипизации является формирование таких утверждений, как «Садам Хусейн – это политика Ближнего Востока» вместо исконного «Политика Ближнего Востока – это, например, Садам Хусейн».

Таким образом, один из механизмов идеологизации, создания сверхценностной сферы, т.е. механизм прототипизации предполагает следующие этапы:

1) выделение в когниции фреймов («Ближний Восток – это нефть, ислам, Садам Хусейн»); 2) наделение одного из фреймов качеством типичности («Ближний Восток – это нефть, ислам и особенно Садам Хусейн»); 3) замещение типичным фреймом всей когниции («Садам Хусейн – это Ближний Восток, нефть, ислам»).

Подобная подмена понятий представляет собой трансформацию знания. Обращая внимание на типичность тех или иных фреймов, идеология изменяет наше представление о всей группе объектов. Знание о вырубке берез (прототип категории «деревья») в России будет, скорее всего, оценено как результат катастрофического состояния дел в области охраны леса, в то время как знание о вырубке тополей может иметь различные модификации интерпретации («регуляция численности деревьев», «борьба с тополиным пухом», «катастрофическое состояние дел в области охраны леса» и т.д.).

Итак, в приведенном примере мы сталкиваемся с возможностью оценивания или интерпретации какого-либо объекта. Укажем на необходимость введения такой бинарной оппозиции. «Если высказывание содержит смысл, значит должен быть способ понимания его, и это самое высказывание имеет смысл, поскольку говорящий предлагает его таковым, поэтому необходимо постараться найти способ понять его» [2; 141]. Понимание может быть рассмотрено в русле герменевтики как «процесс и результат реконструирования творческого процесса создания высказывания, закрепленного в тексте» [5; 86]. Интерпретация же предполагает относительное понимание, зависящее от той или иной ситуации актуализации/использования объекта, что сопровождается передачей возможного способа расшифровки, декодирования текста. Угадывание смысла, интуитивный поиск способа расшифровки, реконструкция неявной когниции говорящего указывают на то, что понимание, во-первых, характеризует коммуникативные интенции, и, во-вторых, не может быть полным, а лишь относительным. Мы можем только с известной долей уверенности предполагать, что говорящий знает о том, о чем говорит. В этой связи Растко Мочник использует термин the subject supposed to believe [3; 155-167] (субъект, который должен верить), обоснованность чего описывается следующим образом: «Интерпретатор попадает в порочный круг: ключ к значению высказывания – это определение межличностной структуры, и эта структура определяется значением высказывания. Ситуация была бы безнадежной, если бы и интерпретатор, и говорящий не были пойманы в одну ловушку, и если бы они не знали об этом: они вовлечены в коммуникативную солидарность, и эта солидарность представляет собой солидарность верований (…) Минимальные верования и говорящего, и интерпретатора могут быть рассмотрены как те, что поддерживаются общими отношениями, – отношениями идентификации с субъектом, который должен верить» [2; 141].

Особенностью же идеологического высказывания является то, что содержится в следующей части нашей первой цитаты Растко Мочника: «говорящий предлагает его (высказывание) таковым». Речь идет об акцентировании внимания на некоторые свойства объекта, артикуляции некоторых его признаков. Причем подобное называние, артикуляция фреймов предполагает «вызывание их к жизни», указание на то, во что именно должен верить субъект, что именно будет являться исходным допущением взаимопонимания и согласованности действий. Именно постоянное выделение/артикуляция фрейма делает его типичным, а, следовательно, релевантным по отношению к остальным фреймам, определяющим отношения внутри категории и отношение к категории вообще.

Именно постоянное выделение/артикуляция фрейма как метод прототипизации вовлекает интерпретатора в некоторое поле с уже заданными предписаниями к тому, какую «интерпретаторскую» позицию необходимо занять, как именно нужно интерпретировать, «в каком направлении» необходимо понимать те или иные культурные объекты.

Именно постоянное выделение/артикуляция фрейма трансформирует безграничное поле интерпретаций в ограниченное поле оценок, задает определенный смысл не только всему объекту, но и всем когнициям, посредством которых он представлен.

Если идеологический дискурс аппелирует к культурным ценностям, то он неизбежно сталкивается с необходимостью воссоздания некоторых категориальных границ. Это могут быть границы действия культурных ценностей, границы рационального, границы полезного, границы естественного и само собой разумеющегося – одним словом, границы культуры. Обращение к границам культуры предполагает включение еще одного механизма идеологизации общественного сознания – механизм категоризации. Помимо того, что идеология «способна» нейтральную категорию сделать оцениваемой путем «отипичивания» ряда представителей этой категории, она может также создавать такие категории из априорно разнородных объектов. Наиболее эффективным способом такой категоризации, предполагающей также и последующее формирование определенной оценки к той или иной группе объектов, является организация идеологического дискурса. Рассмотрим действие механизма категоризации на примере дискурсивных операций с ценностно-нейтральным высказыванием «Бахтин – ученый, изучавший работы Достоевского и Рабле».

Во-первых, подобное высказывание определяется как условно ценностно-нейтральное, поскольку каждое из составляющих его слов может иметь определенную конотативную окраску, что будет указывать на обозначение высказывания как нейтрального только в условиях определенного контекста – в первую очередь культуры. Конотация подразумевает знание индивида о Бахтине как об ученом определенного рода, которого можно характеризовать тем или иным образом, и, соответственно, нейтральное описание функций которого покажется очевидно недостаточным в силу отсутствия репрезентированных эпистем. Так, в среде «бахтинологов», это высказывание никоим образом не приобретет нейтральную, а-конотативную окраску и будет требовать дополнительных операций по детальной характеризации Бахтина, т.е. по дополнительной эмоционально-оценочной детализации фрейма.

Во-вторых, условность безоценочного отношения к этой фразе подчеркивается тем, что каждый из названных в высказывании объектов занимает или может занять определенное «место» в системе наших когниций. Актуализированные при восприятии высказывания когниции могут «задеть» тот или иной topos: мы не знакомы с работами Рабле, но хорошо знакомы с творчеством Достоевского и воспринимаем его как трагическое, следовательно, творчество Рабле будет категоризировано нами как скорее всего тоже трагическое (поскольку есть связующее звено между знакомым нам Достоевским и незнакомым Рабле – Бахтин).

Таким образом, неустойчивая нейтральность в ценностном отношении высказывания стремится к большей неустойчивости и может привести к формированию определенной оценки относительно всего высказывания в целом и отдельных его элементов в частности. Но даже если энтропия ценностной нейтральности не увеличивается, если не разрушается относительная безоценочность высказывания, то с помощью уже упомянутого нами механизма категоризации можно стимулировать эти процессы.

Так, трансформация высказывания «Бахтин – ученый, изучавший работы Достоевского и Рабле» в «Бахтин – великий учёный, изучавший работы Достоевского и Рабле» даст эффект категоризации изначально условно нейтрального объекта: мы знаем о категории «ученые», но понимаем, что они могут быть «хорошими» и «плохими», и мы знаем о категории «великие ученые» и понимаем, что они могут быть только «хорошими».

Такой же эффект могут дать и все иные трансформации высказывания при использовании эпитетов: «Бахтин – ученый, плодотворно изучавший работы всем Достоевского и Рабле»; «Бахтин – ученый, изучавший гениальные работы Достоевского и Рабле»; и т.д.

Процесс подобных трансформаций и, как его результат, совокупность возможных вариантов при условии категоризации артикулируемого объекта, формирования у адресата определенной оценки объекта, мнения об объекте, интерпретации объекта или действий, релевантных объекту, может быть определен как дискурс. Апелляция дискурса к прогнозируемой оценке, мнению, смысловым трансформациям, действиям указывает на диалогичность дискурса и предполагает его ориентированность на адресата. Постоянно расширяющаяся совокупность текстов на определенную тему («Бахтин») – генеративность дискурса – предполагает, что каждый из текстов не является самодостаточным, законченным или конечным. Текст в дискурсе должен порождать другой текст («Бахтин – ученый, изучавший…» - «Наиболее важной работой Бахтина можно считать…» - «Точка зрения Бахтина на проблему диалогичности дискурса не совпадает с точкой зрения Бубера» - «Точка зрения Бахтина совпадает с точкой зрения Бубера» - и т.д.).

Таким образом, конфликтная природа идеологического дискурса заключается, с одной стороны, в его «недосказанности», провокативном характере, генеративных функциях (культурно-обусловленный аспект) и, с другой стороны, в требовании однозначной оценки (собственно-идеологический аспект).

Версия для печати

Литература

  1. Andre Frank. ReOrient: Global Economy in the Asian Age. Berkeley: Univ.of Calif.Press, 2001.

  2. Mocnik R. Ideology and fantasy // The Althusserian legacy. – Ljubljana, 1997.

  3. Mocnik R. Subject supposed to believe and nation as a zero-institution // Along the margins of humanities. – Ljubljana: ISH, 1996.

  4. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Тамбов, 2001.

  5. Кашин В.В. Онтологические и гносеологические проблемы генезиса понимания. – Уфа, 2000.

  6. Мочник Р. Субъект, который должен верить, или Нация как нулевой институт // Критика и семиотика. - №4-5. – 2001.

 

 

Hosted by uCoz