Соционавтика.
Интернет-журнал социальных дискурс-исследований

Дворы Домов

Дворы наших домов, Дворы бытия, Дворы-для-бытия, его задворки - где отступает логистика и подступает Логос, нетрансформируемый в рациональную позитивность, аграмматический.

София языковых маргиналий – то в образе полутораметровых чебурашки и крокодила гены, то в железе безысходно авангардной конструкции, а то и вовсе в непосредственной апофатической данности ровного голого пространства детской площадки – предвестница мгновенного попадания в Логос указывает на разумность и, одновременно, необходимость созерцающего отмежевания от статики объекта в пользу почти мистической игры означаемых.

Возможность броска костей, возможность выпадения кости даны в динамическом отсутствии означающего, схватываемого лишь в прямом акте непосредственной софийной рефлексии.

Детские дворы советского/постсоветского пространства – намек на Дом и одновременно, в обход Дома, отсылка к Логосу.

Дискурс нашего Двора, организуя риторику пост-пространства и пост-темпоральности порождает и узаконивает возможность перехода к себе Другому.

Ибо пост- с очевидностью (которая сама в качестве неопровержимого доказательства присутствия принципиально непереводима в какое бы то ни было иное присутствие) требует "чего-то", чьего-то присутствующего, вне которого, даже в качестве чистой темпоральности, в качестве момента перехода, он сам есть ноль и круг – самозамкнутый Логос.

Движение любого пост- по его касательной есть косвенное к нему отношение, косвенное присутствие слез и подушки бытия. Последние присутствуют сами по себе вне бытийного наблюдания, вне бытия, по ту сторону точек зрения, фокуса эмпирических перспектив, бытийствуя в чистом отсутствии обратной стороны окружности – под чертой и на поверхности листа, i.e. по ту сторону собственного пост- - в потенции рефлексо(со)фии позитивной грамматики.

Здесь, во дворах, где играют в прятки dog и god, уплотняется атмосфера при-/от-, концентрируясь в пост-пространственно-временном рас-течении, ветвлении корней, вырывающихся к области кроны, о чем, в образе Козы-Дерризы, помнит русская сказка. Их сплетение перекрывает прежде прямой коридор традиции, заставляя историю искать легитимность во взаимной негации; в условиях асимметрии пост- последняя возможность при-/от- бытийствования предстает как случайное проникновение в социальное действие, как принципиальная невозможность акциденций описательного повествования.

Двор говорит в пользу юродства. В нем оно есть при-творство присутствия негации, поистине, юродивых следовало бы уничтожить во имя той благой цели, которая проявляет необходимость де-медиатизации опыта.

Ложная перверсия института социальной терапии, его онтологической атрибуции раз-/де-, якобы трансформирующей конструкцию-власть в социально-бытовую позитивность, а для русского этоса и в позитивность матримонального духа, сама оказалась ложной перверсией конструкции-власти-для-populus. Двойная ложная перверсия есть не более чем элементарная манипуляция, "мягкое изнасилование" через позиционирование этоса в конкретно-эмпирической форме диалога власть-конструкции... с самой собой, центрирующей место веры маркером предикации, есть Неизбывность.

Однако, нужно признать и то, что монодиалог власть-конструкции разоблачался в открытой есть-бывшей возможности прогрессивной линейности в кампании воплощения теле-репрессии в течении двадцати лет – когда Другой еще мог быть удален из центра, заданно-бытийно предназначенного Я вне перспективы Они. Теперь теледискурс воплощается как дискурс пост-юродства.

Бросающаяся в глаза афродизия телеведущих в плотно облегающих трико, разрезанных и свисающих от локтя рукавах, бубенчиках по краям одежды, наглядно свидетельствует как в пользу неисчезаемого, нестираемого повторения знаковости, так и самозабвенно про-игрывает смерть нарратива и мозаичного субъекта, склеивающего собственную шизоидную расщепленность в психо-соматике палец-глаз.

Ирония, реалистично объективирующая в диалектичном единстве пастиш капитала, фаллирует буржуазную ментальность в пространстве центристского либерализма, псевдо-интеллектуализированной прагматике ТНК, глобализме вообще.

Есть лишь одно опасение: не станет ли объективирующееся присутствие дискурса советского/постсоветского двора рычагом, приводящим потенцию пост- к чистому, классическому онтологическому отсутствию? Ощущение этой возможности предстает как риторика пустого жеста, самоперечеркивание пост- в абсолютной самоотсылающей центрации редукции.