Поэтому неудивительно, что рождение новой теории было для советских геологов неожиданностью, и сначала не было даже замечено. Среди многих несчастий, принесенных пражским августом 1968 года, затерялся срыв 23-го международного геологического конгресса. На этом конгрессе впервые большая группа (несколько сот) советских геологов могла близко общаться со своими зарубежными коллегами. Но вскоре после начала оккупации советская делегация была отправлена домой, конгресс не состоялся и возможность узнать о начавшейся революции в геологии непосредственно из личных контактов была упущена.

Тем не менее, информация о новой геологической гипотезе стала проникать в Советский Союз многими путями: в виде статей в научных журналах (примерно с годовым опозданием на приход журнала, а затем на его копирование и рассылку), в личных контактах с иностранными учеными, приезжающими в Советский Союз и с советскими, выезжающими за границу. Те и другие читали лекции, писали статьи, вели личные обсуждения с советскими геологами.

Какова была степень неожиданности тектоники плит для советской науки? Подошло ли ее собственное внутреннее развитие к готовности принять новую теорию так же, как на западе? Приведем несколько высказываний. На открытии того самого геологического конгресса в Праге глава советской делегации вице-президент АН СССР, академик Виноградов в своем докладе выражал пессимизм по поводу состояния геологической науки. Он спрашивал, почему геология развивается медленно, по сравнению с физикой, астрономией, биохимией, и отвечал, что это объективное следствие медленности, недоступности и огромного масштаба геологических процессов, «вследствие чего результаты или открытия, повороты в науке растягиваются на многие годы» (263, стр. 10). Он призывал к проведению крупных коллективных работ, чтобы преодолеть «нерешенные проблемы, существующие десятки лет», а между тем на дворе был 1968 год. Еще через два года один из ведущих советских специалистов в области тектонической теории, Шейнманн, написал:

Под этой будущей теорией подразумевалась не тектоника плит, к 1975 году уже вполне законченная, а нечто иное. Так что советские геологи ждали появления новой геологической теории не с той стороны, либо не ждали ее вообще. Тем не менее, первые проникающие в СССР сведения о тектонике плит, часто сразу воспринимались положительно и в ряде случаев вызывали такой же энтузиазм, как и на Западе.

В Советском Союзе появляются первые сторонники новой гипотезы, не только на словах принимающие ее, но и развивающие ее дальше, ведущие на ее основе свои исследования. В 1968-70 гг. опубликованы работы Ушакова и Красса но различным вопросам новой гипотезы (24,25,259), а также работы Карасика о расширении океанического дна в Ледовитом океане (222,46), которые в частности, использовались Ле Пишоном при построении глобальной плитной модели. В общем, на рубеже 60-х и 70-х годов начало создаваться впечатление, что советские ученые могут принять новую гипотезу так же легко и быстро, как зарубежные, тем более, что натиск информации из-за рубежа все увеличивался. Например, летом 1971 года в Москве проводилась ХУ Генеральная ассамблея международного геодезического и геофизического союза, на которую приехало несколько сот геофизиков – горячих сторонников новой гипотезы. В сообщении об этом говорилось:

Ведущие советские ученые не нашли в себе сил отказаться от всего этого ради гипотезы, которая в 1963-1970 гг. еще не казалась неопровержимой. А.А.Богданов, декан геологического факультета МГУ, в 1970 году организовал узкий неофициальный семинар для обсуждения новых идей. В нем участвовали геологи Хаин, Белоусов, Ажгирей, Книппер, Зоненшайн, геофизики Храмов, Погребицкий и другие. Богданов высказал свои впечатления по поводу лекции Ле Пишона о геометрических основах тектоники плит словами: «Всякий мальчишка будет меня учить». Ажгирей, автор известного учебника по структурной геологии, сказал: «Мы не допустим, чтобы нам диктовали, какой должна быть наша наука», хотя и затруднился ответить на вопрос «Кто такие мы?». Семинар провел 2-3 заседания и, не выработав конструктивных решений, распался.

Еще одно развернутое опровержение тектоники плит, суммирующее все аргументы против нее, было проведено Шейнманном в серии статей, опубликованной под названием «Новая глобальная тектоника и действительность» (13, 14). В ней говорилось:

Из этого следует, что «более полной» теории пока что не существует. Другой пример – статья Зоненшайна (48). Фактический материал и аргументы, на которых основывалась новая гипотеза, в эти немногочисленные статьи, как правило, не умещались. Вообще, адекватные изложения тектоники плит на русском языке появились лишь с 1974 года, а до этого имелись лишь неполные и отрывочные сведения из вторых рук. Более решительные статьи Карасика (например, 46) касались частного вопроса – спрединга в Ледовитом океане, мало волнующего сухопутных геологов.

Однако, дискуссия не затихала. Научная революция за рубежом разворачивалась все шире, количество новой информации все увеличивалось и это озадачивало противников и поддерживало немногочисленных сторонников тектоники плит в СССР. В научной печати появляются сообщения о все новых международных совещаниях, принимающих гипотезу в качестве основы для дальнейшей работы. Например, в августе 1971 года в Австралии состоялся XII Тихоокеанский научный конгресс на котором

Мнения выступавших на совещании разделились так: за тектонику плит были безоговорочно трое, «за» с оговорками – двое, оба члены Академии, против – 9, из них 4 члена Академии, неопределенно – 5, из них 2 члена Академии. Совещание не пришло к единому мнению, что отразилось и в его решении. Переход на новые позиции и необходимость перестройки исследований не были провозглашены. Решение состояло из неопределенных формулировок типа «уделять больше внимания задачам создания общей теории.., расширить исследования». Среди направлений, подлежащих развитию, оказались и «вопросы типизации эндогенных режимов», то есть фиксистская белоусовская альтернатива. Таким образом, совещание в целом не приняло новую глобальную тектонику, как руководство к действию. В то же время, оно не запретило заниматься ею тем, кто этого пожелает. Было также оговорено принятие мер по «полному и критическому отражению новых идей… в учебной литературе и в преподавании» (52, стр. 126)».

Это совещание, хотя и не признавшее тектонику плит, имело для нее некоторое благоприятное значение. Её появление было признано в целом положительным явлением, она не была поставлена вне закона и могла развиваться наряду с другими научными направлениями. Опираясь на принятое решение, в последующие годы стали формироваться научные группы, работающие уже на базе новой теории.

В 1969-70 гг. плитная тектоника обсуждалась, в основном, в центральных научных учреждениях, где сосредоточены ведущие теоретики, иностранные журналы и международные связи. С начала 70-х годов дискуссия начала расширяться, охватывая всю массу советских геологов по всей стране, в академических и ведомственных институтах, на факультетах и кафедрах, в геологических управлениях, экспедициях и партиях. Обычно все происходило примерно так: появившийся сторонник тектоники плит, свой, либо приезжий, выступал на научном семинаре, техсовете и т.д., горячо призывая переходить на новые позиции. Доклад, как правило, превращался в ожесточенную дискуссию, вновь вспыхивающую при каждом удобном случае и продолжающуюся в данном учреждении иногда годами. Думаю, что все советские геологи, интересующиеся теорией, в 1971-73 гг. участвовали в таких дискуссиях.

Каким было соотношение сторон в момент обсуждения? Сторонником новой гипотезы был обычно один лишь докладчик, знания которого по существу вопроса часто были неточны и ограничивались прослушанным где-либо аналогичным докладом, либо устным рассказом или краткой статьей. Слушатели, как правило, не читающие зарубежную литературу по общетеоретическим вопросам, знали о тектонике плит лишь то, что о ней говорилось в советской научной печати. А там, как мы видели, было несколько кратких ее пересказов с уклончивыми выводами и множество категорически разгромных статей авторитетных ученых. После доклада обычно градом сыпались вопросы и возражения, как правило, резонные. На большинство из них уже имелись ответы в рамках тектоники плит, но докладчик редко бывал настолько компетентным, чтобы знать об этом, аудитория же рассматривала его поражение как слабость самой теории, а не как следствие его неинформированности. Более компетентные докладчики защищались успешнее, но и те и другие обосновывали свои построения на материале, далеком и чуждом аудитории. Они рассказывали об океанических рифах, полосовых аномалиях, трансформных разломах и прочих глубоководных вещах. Если приводились конкретные примеры из сухопутной геологии, то они касались экзотических и неведомых слушателям мест, таких как Индия, Калифорния или Новая Зеландия. Чем успешнее докладчик защищался, тем быстрее аудитория приходила к неизбежному вопросу: «Ну, хорошо, может быть вы правы, тогда скажите, какие выводы следуют из вашей теории применительно к нашему району?», или «Какие задачи ставит ваша теория перед нашей экспедицией?». Ответить на этот вопрос сразу невозможно, так как ответ требует предварительных исследований – собственно, это уже не вопрос, а постановка задачи в рамках нормальной науки. Если докладчик все же пытался отвечать в этой безнадежной ситуации, то его тут же забрасывали ворохами конкретных вопросов и противоречий, ибо никто не знает район лучше, чем коллектив, который в нем работает. После этого аудитория приходила к мнению, что если в плитной тектонике что-то и есть, то к нашей конкретной работе это отношения не имеет. Это что-то далекое и экзотическое, вроде Лох-несского чудовища или Бермудского треугольника – интересно, можно почитать и поспорить, но нас это не касается.

Можно назвать еще целый ряд чисто психологических обстоятельств, мешавших успеху новой гипотезы. Одно из них, как уже говорилось, традиционная многолетняя установка на фиксизм, только-только начавшаяся колебаться. Другое – столь же традиционная установка на превосходство советской науки, поддерживаемая многолетней пропагандой, космическими полетами и реальными успехами советской геологии: «Нам не пристало учиться у Запада». Третье – привычное разделение труда между столичными теоретиками и периферийными практиками и восприятие критических статей как инструкций. «Если ученые в Москве решили, что эта гипотеза неверна, то им виднее».

Как ни странно, плохой характеристикой для тектоники плит оказалась сама быстрота её появления и распространения. Появились (в том числе и в печати) выражения «мода», «массовый психоз» и т.д. Тем самым, новая теория становилась в ряд традиционно осуждаемых «гримас западной моды» вроде узких брюк, рок-музыки, или движения хиппи. «Серьезный ученый не гонится за модой! Подождем, она скоро пройдет», – в этих часто повторявшихся словах сказывалось и недоверие к тектоническим гипотезам вообще, накопившееся за время «сумасшедшего дома». «Пережили радиогеологию, астрогеологию, расширение Земли, переживем и тектонику плит!» Особенный гнев вызывали претензии тектоники плит на роль всеобъемлющей тектонической теории: «Геология столь сложна, что ни одна теория в ней не сможет объяснить все». В этой связи раздражала и сама динамичность новой гипотезы, ее способность ассимилировать все новые факты, понимаемая как беспринципность. Например, по поводу выделения поясов мелких плит по границам некоторых крупных много раз говорилось, что «плитная тектоника изживает себя – сначала в ней было 6 плит, теперь – 20, потом будет тысяча и что же от нее останется?», например:

Все эти обстоятельства и психологические нюансы далеко не всегда назывались или даже осознавались как причины непринятия тектоники плит. Но они создавали мощный психологический фон, на котором происходило ее рассмотрение. Между тем, сам процесс обсуждения новой парадигмы и перехода от одной парадигмы к другой имеет, как показал Кун, свои законы и свои психологические трудности. Подробнее они будут рассмотрены дальше, а пока отметим, что суть этих трудностей состоит в несовместимости интеллектуальных конструкций старой и новой парадигм, в отсутствии общих точек соприкосновения. Нет никакой формально-логической процедуры доказательств, позволяющих строго выбрать ту или иную парадигму. Кроме того, постепенный переход от одной парадигмы к другой невозможен, он может произойти только сразу, скачком.

Сторонники тектоники плит говорили: «Вот посмотрите, как хорошо объясняется с ее помощью строение, например, Урала». Противники на это отвечали: «Может быть, объясняется хорошо, но вы нам сначала докажите, что ваша теория верна, а то вы ее не доказали, а уже применяете». Это есть прямая иллюстрация к тезису Куна, что обсуждение вопроса о выборе парадигмы неизбежно

Он: «А вот в районе Новой Гвинеи все наоборот. Здесь фокальная зона погружается от континента под океан».

Я: «Здесь в течение длительного времени происходило погружение одной океанической плиты под другую и положение фокальной зоны было нормальным. Но постепенно континентальная Новая Гвинея «по конвейеру» приблизилась к этой границе и возникло кажущееся обратное соотношение. Оно неустойчиво и долго не просуществует. Понимаете?».

Он: «Ну уж нет! Вы что же это, хотите, чтобы я играл в ваши игры?».