Реификация и
легитимация
Карпов А.Е.
Специальная версия статьи,
вышедшей в сборнике
«Социально-гуманитарные исследования
Новосибирского государственного технического университета»,
Новосибирск, 2003
Рассматриваемое нами сопоставление понятий, в
данном тексте сконструированное как дихотомия (собственно говоря,
именно противопоставление, превращение пары в бинарную оппозицию
можно назвать главной новаторской заявкой предлагаемого текста)
имеет пронизывающий предмет-объектную область социологии характер.
Ниже мы вернемся к проблематике бинарных оппозиций, а сейчас
поясним, что же сокрыто за конструктом “предмет-объектная область
социологии” . Из всех определений границ социологии как научной
дисциплины мы хотели бы акцентировать направленность на схематизацию
и выявление структур неочевидного. Повторяющиеся образцы, модели,
патерны поведения могут быть спроецированы на предсказанное,
осмысленное или детерминированное поведение – и тогда этим скорее
должны заниматься экономическая теория, политология, правоведение и
биопсихология. Сама повторяемость в диахроническом и синхроническом
аспекте обнаруживается в соответствии с имеющейся оптикой. Если
продолжить метафору, то линзы социологии выделяют повторяющийся
рисунок флуктуаций, систематические “случайности”. Главный результат
труда социологов – сообщение о незаметном, что в реальности как
правило сокрыто в допредикативных очевидностях, фоновых практиках,
taken-for-granted.
Социология
пространства и социология города явились дисциплинарными
подразделениями, на пересечении которых из соображений
методико-методологических из пары реификация-легитимация
конструируется дихотомия. Сами по себе эти (социология города и
социология пространства) дисциплинарные области выделяются из
социологии в целом по разным основаниям, не вдаваясь в подробности
можно заявить, что эти основания выделения ортонормированы, подобно
диахронному и синхронному, и таким образом у нас есть причины
позиционировать предложенную нами дихотомию ко всем остальным
подобластям социологии и может быть смежных наук. Далее, предметный
разговор о реификации и легитимации непосредственно опирается и
препарирует концепцию жизненного мира, повседневности и
интерсубъективности. Трудно найти в современной социологии
концептуальный набор, обладающий таким же комплексом свойств -
отказом от тоталитарных всеобъясняющих схем и открытия детерминант и
исключительного понимания, и в то же время - универсальной
приложимости и комплементарности. Тем временем, сама логика анализа
бинарности не может обойтись в социологии без наиболее успешного
проекта дихотомического абстрактного описания.
Структурно-функциональная общая система действия и ее подсистемы как
объект матричного членения становится для нас и методом, и объектом
анализа.
Подсистемы системы социального действия образуют
иерархию. Четыре подсистемы вместе образуют общую систему действия.
Абельс выделяет два важных теоретических положения Парсонса: (1) –
общество состоит не из самих конкретных действий, а из нормативных
ориентаций социальных действий, (2) – социальное действие как
система развертывается через взаимодействие всех четырех подсистем.
Социальное действие является не просто реакцией на стимулы в
определенной ситуации, а управляется системой ожиданий действующего
субъекта. Конкретное социальное действие развертывается между
диспозициями потребностей и ценностями культуры. Парсонс выделяет
четыре функции сохранения структуры, которые должны выполняться в
любой стабильной социальной системе. То адаптация, целедостижение,
интеграция и подддержание образца. Напомним, аналитическое выделение
функций основано на формирование из пар универсальных переменных
действия двух осей – внутреннее-внешнее и
инструментальное-консуматорное. Каждая пара переменных, если
вернуться к ним в рекурсивной логике, описывает свой пласт анализа
допредикативного контекста действия в городском пространстве,
фонового состояния символических практик, придания смыслов
физической среде на нерефлексивном уровне.
Таким
образом, теперь допустимо переформулировать текущий вопрос - не “как
производится различение городского пространства”, а “как
осуществляется различающая коммуникация и/или коммуникация по поводу
различения городского пространства и/или коммуникация по поводу
городского пространства”. Иными словами - то, как мы говорим,
определяет финально, фатально то, как мы можем видеть город и ходить
по его улицам, то есть – наше городское пространство. Наши
жизненные миры определены коммуникацией - вроде бы очевидно.
Представляется важным по этому поводу отослать читателя к Барту, и к
Хабермасу. Мы же вынуждены оставить вопросы коммуникациии за
пределами данной статьи.
Корректная постановка исследовательского вопроса
на тему первичной схемы, остается, на наш взгляд, нерешенной
методической задачей. И проблема не в недостатке времени,
возможности проводить неоднократные исследования обтачивая вопрос,
или напротив – в недостатке предварительных размышлений и
концептуализаций. Требуется сначала снять ложную, на наш взгляд,
предпосылку, что люди концептуализируют понятие города (пространство
города на уровне концепции тождественно понятию города) в общем для
всех поле, или что можно уровни этих логических полей размышления
“принадлежит моему месту – не принадлежит моему месту обитания,
жительства, и так далее” градуировать на общем основании.
Предположение о том, что существуют принципиально разные основания
внутреннего, мысленного обращения с пространством, что приводит с
одной стороны - к принципиально разным вербальным концептуализациям,
с другой – фиксируемым беспристрастным наблюдателем различием в
образе жизни – переводит наши проблемы в совершенно другой ракурс.
Надо описать эти поля, эти разные концепции, и разработать
инструмент отнесения субъекта (респондента или автора
социологического или географического текста) к тому или иному типу.
Мы не пришли к окончательному решению, как назвать эти типы.
Читателю будет любопытно узнать, что исходными вариантами были слова
“штамм”, как у бактерий, или более человеческое, но более
нагруженное - “раса”. Реакция читателя - ужасно, расизм. Именно
потому что это и есть расизм – наиболее естественно для нас
предположить что разница в территориальном поведении есть некоторая
устойчивая биологическая характеристика, и ее можно назвать расой
(хотя это не будет коррелировать с этничностью или другими
социобиологическими характеристиками, по крайней мере мы этого не
наблюдаем). Но предварительно нужно оговориться – теоретическая
работа проведена, предпосылка “есть разные основания восприятия и
оперирования городским пространством, мы это обнаружили в
принципиально разных ответах на одни и те же вопросы” приводит к
заключению о существовании по крайней мере двух эмпирически
фиксируемых комплексов. Комплексами мы их называем потому что это не
совсем предпосылки, и не идеальные типы – не референтны они в
реальности даже на идеальном уровне, не приводят к определенному
типу социализации и даже не могут быть предположительно соотнесены с
какими-то еще формами социального поведения, кроме пресловутого
оперирования с пространственными (а если точнее, так только с
городскими) категориями. Мы получаем какой-то блик чего-то
неведомого нам, выход из черного ящика.
На выходе их черного ящика - одни люди умеют
различать пространство, территории в городе так, что для них
существенны и значимы многие детали, другие - не придают этому
значения, обладают свойством некоторого дальтонизма к городскому
пространству. Представляется уместным для социологических целей
определить эти расы людей по крайней мере как два конца континуума,
которые описываются как установочные комплексы. Итак, два
противопоставленных комплекса – “знать-пользоваться” и
“выполнять-понимать” (первые - нетерриториальны, вторые -
территориальны). Во-первых, их рядоположенность очевидна, а
противопоставление – нет. Противопоставление возможно происходит из
того, что комплекс “знать-пользоваться” имеет отношение к понятиям
структуры и актора, а “понимать-выполнять” – к системе действия и
агенту. Некоторое теоретическое затруднение состоит в том, что
предполагается, что Парсонс свел вместе систему действия агента и
актора в структуре. Мы не собираемся полемизировать с Парсонсом и
это затруднение оставляем для последующего анализа. Очевидно, при
сохранении синекдохи как приема, можно сказать, что
“знать-пользоваться” это иллокутивный комплекс, а
“выполнять-понимать” – перлокутивный. После Остина и Сёрля немало
сказано про сложность их разграничения, неоднозначность соответствия
стратегическому действию, и это усложнение пока что выходит за рамки
нашей проблематики.
Логично было бы положить, что
“понимание-выполнение” предполагает большую склонность к реификации
городского пространства, его семантической системы, а
“знание-пользование” – к постановке легитимации под вопрос. Данная
тематизация представляется продуктивной, и будет нами продолжена в
дальнейшем. Но сейчас мы бы хотели заострить внимание на том, что,
как уже упоминалось, данное разделение носит этологический характер.
При этом для прямых интерпретаторов работы
Бергера и Лукмана легитимация - это фактически первый этап
реификации, или иначе - реификация - это переросшая себя
легитимация. Бергер и Лукман определяют реификацию исключительно как
субъективное явление: “понимание феноменов и продуктов человека так,
как если бы они были вещами, то есть в нечеловеческих или возможно
сверхчеловеческих терминах”. Реификация является склонностью
воспринимать продукт человеческой деятельности как нечто иное, как
“явление природы, результирующее космических законов, выражение
божественной воли”. Иными словами, люди просто теряют перспективу
диалектических отношений между продуктами своей деятельности и
собой. Люди могут объектифицировать социальные явления без некой их
материализации, то есть они могут производить объекты и глядеть на
мир в его объективном выражении, но не забывая, что мир делают таким
сами люди. Кроме того, Бергер и Лукман не считают, что степень
объективности и субъективности самого общества является параметром
реификации. В рассмотрении обоснований и оправданий
институциональной системы, то есть ее легитимации, Бергер и Лукмман
концентрируются не на собственно объективных структурах, а на том,
что используется, дабы поддержать их существование. Легитимация
“объясняет” институциональный порядок путем приписывания когнитивной
обоснованности в ее объективных значениях. Более того, легитимация
“объясняет” институциональный порядок через присвоение нормативного
достоинства (качества) и практическим императивам. Фокус анализа
сосредотачивается на значениях структур, которыми они
легитимируются, а не на самих легитимированных структурах. Позволим
себе поспорить и с интерпретаторами, и с Бергером и Лукманом.
Легитимация может быть конечным процессом, и таким образом
рядоположеным и несинонимичным реификации. Это, разумеется, не
обязательно оппозиция, но нам достаточно сейчас выхода из
причинно-следственного или хронологического ряда. Теперь мы можем
выделить в сущности обоих понятий противопоставленные черты. В
классической парсонианской системе реификация будет на стороне
внутреннего и инструментального, а легитимация - на стороне внешнего
и консуматорного, то есть можно сказать, что подсистема латентности
- целиком реификационная, подсистема целедостижения - целиком
легитимационная, а подсистемы адаптации и интеграции подвергаются
такому же диагональному рассечению на следующем уровне. Поскольку
для нас в пространственном аспекте важнее постановка легитимации под
вопрос, чем сама легитимация, то по всей видимости самыми
принципиальными позициями для анализа будут целедостижительные
подсистемы следующего уровня в бихевиоральной и социальной
подсистемах.
А |
G
легитимация |
L
реификация |
I |
Теперь логика требует вернуться к проблеме
бинарных оппозиций. Тотальный принцип организации знания, в первую
очередь гуманитарного, в жесткие дихотомии, связан с принципами
образовательного дискурса. Как и всякий другой консервативный,
институционализированно законсервированный дискурс, образовательный
предъявляет нам образец глубинной логики, то есть апеллирует к
темам, разобранным Н. Хомским и последователями. След, не будучи
произнесенным, все равно присутствует в предложении.[Хомский Н.
Принципы структуры языка, ч. 2 / Хомский Н. Язык и проблемы знания.
Благовещенск, БГК им. Бодуэна де Куртенэ, 1999]. Наиболее
тривиальный путь поиска смысла в дихотомизации знания – поиск
первичных дихотомий, в частности симметрия правого и левого в
строении человека, наличие двух полов у большинства наблюдаемых
человеком видов, в том числе у него самого. Представляется, однако,
что такие выводы не нашли убедительного подтверждения ни в гендерных
теориях, ни в антропософии, ни в более адекватных социологических и
философских построениях. Логика бинарных оппозиций мышления строится
для того, чтобы обеспечить защиту дискурса. Основными операциями
этой защиты (назовем их деривационными регулятивами) являются
операции фиксации и разнесения. Во-первых, согласно Лакану, язык в
реальности социального представляет нехватку означаемого при избытке
означающего. Попытки зафиксировать недостающее означающее приводят к
тому, что предмет дискурса ускользает и оказывает сопротивление.
Естественный предел интерпретации в дискурсе – это момент возможного
замолкания комментатора вместо точки. Зоны неопределенного и чуждого
исключаются. Вместе с тем, согласно Женнету, весь наш язык соткан из
пространства. Поскольку ограничивая обозначаемое мы естественным
образом приходим к границе смысла и бессмысленности, дискурс
инверсируется, стремится вернуться к определенности. Таким образом,
мы приходим ко второму деривационному регулятиву – оппозиция
разнесения и дистанцирования служит коррелятом фиксации. Вместе
фиксация и разнесения и составляют стратегию негативного различения.
Сущностное удостоверение нетождественности производится посредством
негации. Но можно говорить и о различении без негации, через
отклонение, утверждает Т. Тягунова. Мы же в свою очередь отметим,
что пространственная интерпретация логических структур языка не
может быть простой репликой или инверсией лингвистических
интерпретаций логических структур пространства. Мы неоднократно
обсуждали вопросы социальной логики организации пространства
[Карпов, 1999, 2001], и можно сказать, пришли к твердому убеждению,
которое можно представить в форме вывода. Интерпретация социальных
смыслов пространства для разных социальных агентов образует разные
подсистемы. В акторских подсистемах существуют конкурирующие, но
сводимые в единое поле структуры, основанные на бинарных оппозиция.
Вместе с тем, существуют и в значительной мере воздействуют на
гомеостазис бинарных структур системы действия, чья аксиология не
подразумевает бинарности (простейшие трихотомии) и в общем случае
соответствуют замкнутым или по крайней мере циклическим
(гармоническим или спектральным) интерпретациям. Агента такой
системы действия нельзя в свою очередь признать свободным от влияния
структур, но и актором он являться не может, поскольку не умеет.
Основным мотивом операционализации социального
пространства в терминах бинарных структур является, как это ни
банально, линейная характеристика времени. Пространство и время
являются базовыми категориями существования человека. Поскольку мы
осознанно (в форме априори Канта или Зиммеля) или неосознанно
придаем им статус допредикативных очевидностей, мы полагаем всем
событиям и явлениям некое фиксированное место на линейной шкале
времени. В то же время наиболее научное, то есть в рамках
теоретической физики, толкование времени не придает ему столь
очевидного характера в соотнесении с материальным миром. На уровне
психологическом мы вполне спокойно оперируем понятиями
неравномерности и условной обратимости времени (дежавю). На уровне
социально-антропологическом мы фиксируем разнообразие интерпретаций
чувства времени в разных обществах и субкультурах [Harvey D, The
Condition of Postmodernity, London, Blackwell, 1999, 1990].
Решетка спациальных (пространственных) практик по
Лефевру-Харви. [Lefebre H., The Production of Space, London,
Blackwell, 1993, Harvey D.]
|
Доступность и понятие дистанции |
Присвоение и использование пространства |
Доминирование и контроль над пространством |
Производство пространства |
Материальные спациальные практики (опыт) |
Потоки товаров, денег, рабочей силы,
информации. Системы транспорта и связи. Рыночные и
урбанистические иерархии, агломерации |
Землепользование и благоустройство,
социальные пространства и другие демаркации, социальные сети
общения и взаимопомощи |
Частная собственность на землю,
государственное и административное разделение пространства,
эксклюзивные сообщества и соседства, зонирование и другие формы
контроля |
Производство материальных инфраструктур
(транспорт и связь, землеустройство), территориальное формальное
и неформальное определение социальных инфраструктур |
Репрезентация пространства (восприятие) |
Социальные, физические и физиологические меры
расстояния, производство карт, теории дистанции (принцип
последней мили, ранги товаров, теории центральных мест и пр.) |
Персональное пространство, ментальные карты,
пространственные иерархии, символическая репрезентация
пространства, пространственный дискурс |
Запрещенные пространства, территориальные
императивы, сообщества и местные культуры, национализм,
геополитика |
Новые системы картирования, визуальные
репрезентации, новые художественные и архитектурные дискурсы,
семиотика |
Пространства репрезентациии (воображение) |
Привлекательность / отвращение, доступ
/отказ, отчуждение/ влечение, “медиум как мессадж” |
Знакомство, очаг и дом, открытые места,
улицы, площади, рынки как места народного спектакля, граффити и
реклама |
Незнакомство, пространства страха,
собственность и обладание, монументальность и сконструированные
пространства ритуала, символические баръеры и символический
капитал, производство “традиции”, пространства репрессий |
Утопические планы, воображаемые ландшафты,
онтология и космос фантастики, мифология пространства и места,
поэтика пространства и желания |
Типология социального времени по Гурвичу [Gurvitch
G., The Spectrum of Social Time. Dodrecht, Neth., Reidel, 1964]
Тип |
Уровень |
Форма |
Социальные формации |
Длящееся время |
экологический |
Продолжающееся время, в котором прошлое
проецируется на настоящее и будущее, легко квантифицируется |
Родство и локальные сообщества |
Обманчивое время |
Организованное общество |
Долгая и медленно тянущаяся длительность
маскирует внезапный кризис между прошлым и настоящим |
Большие города и политическая “публика”,
харизматические и теократические общества |
Рассеянное время |
Социальные роли, коллективные установки
(мода) и технические смешения |
Время неопределенности и акцентированного
сродства, в котором настоящее преобладает над прошлым и будущим |
Неполитическая “публика” (социальные движения
и жертвы моды), классы в процессе формирования |
Циклическое время |
Мистические союзы |
Прошлое, настоящее и будущее проецируются друг
на друга, акцентируя постоянство в изменении |
Астрология и ее жертвы, архаические общества, в
которых преобладали мифологические, мистические и магические
верования |
Запаздывающее время |
Социальные символы |
Будущее становится настоящим так поздно, что
выходит из моды, когда фиксируется |
Сообщества и их социальные символы, гильдии,
профессии, феодальное общество |
Переменное время |
Правила, сигналы, знаки, коллективное
поведение |
Прошлое и будущее соревнуются в настоящем,
прерывность без сродства |
Динамичные экономические группы, переходные
эпохи |
Время, опережающее себя |
Коллективное трансформативное действие и
инновация |
Прерывность и сродство, качественное изменение,
будущее становится настоящим |
Конкурентный капитализм, спекуляция |
Взрывающееся время |
Революционный фермент и коллективное
творчество |
Настоящее и прошлое растворяются в
трансцендентном будущем |
Революции и радикальные трансформации глобальных
структур |
Формальным упражнением может показаться ремарка,
что 8 типов времени по Гурвичу в сочетании с 3 типами
пространственных праксисов по Лефевру-Харви дают 24 гипотетических
вариантов пространственно-временной среды. Осмысленными, то есть
логически не пустыми из них окажутся лишь 18. Далее, и это важно для
нас, не в каждом из этих вариантов можно говорить о дифференциации
структурированного акторства и небинарного агентства. Поэтому для
заключительного анализа различения реификации и постановки
легитимации под вопрос мы можем выбрать лишь половину исходных
ячеек. Мы провели лишь предварительный анализ, но представляется
небезынтересным привести примеры пар практического проекта
реификации - постановки легитимации под вопрос в разных комбинациях.
Длящееся время в пространстве опыта – интерьер, дизайн /
строительство великих дорог и магистралей; рассеянное время в
пространстве восприятия – фэшн-зоны и мировые города/ космополитизм,
глокализация; циклическое время в пространстве опыта – фэнь-шуй /
битники и бичи; запаздывающее время в пространстве воображения – 7
чудес света и ППП напротив ХХС, Эйфелева башня и дворец Помпиду/
палимпсест и имплозия в городе; опережающее время в пространстве
воображения – рынок недвижимости/ приватизация и огораживания;
взрывающееся время в пространстве восприятия –
национально-освободительные движения и скинхеды/ название Японского
моря и Азиопа. Предложенные эмпирические наполнения не претендуют на
полноту расшифровки смысла дихотомии реификации и постановки
легитимации под вопрос, и скорее всего в лучшем случае вызовут
желание возразить, но в то же время неплохо иллюстрируют
насыщенность и грубую актуальность данной оппозиции.
Версия для
печати
Литература:
-
Gurvitch G., The Spectrum of
Social Time. Dodrecht, Neth., Reidel, 1964
-
Harvey D, The Condition of
Postmodernity, London, Blackwell, 1999, 1990
-
Lefebre H., The Production of
Space, London, Blackwell, 1993
-
Lefebvre H. Writings on
cities. Oxford, Blackwell, 1999, 1st ed. 1996
-
Ritzer G. Contemporary
Sociological Theory. NY, McGrow hill, 1992
Абельс Х. Интеракция, Идентификация, Презентация.
Введение в интерпретативную социологию. СПб, Алетейя, 1999
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование
реальности. М, Медиум, 1995
Бурдье П. Практический смысл. СПб, Алетейя, 2001
Карпов А.Е. Имплозия городского пространства:
проблема существования центра в городах современной России/
Российское городское пространство, М, МОНФ, Серия “Новая
перспектива”, 2000
Карпов А.Е. Различение: пространство в городе//
Социологическое обозрение, №2, 2001
Ковалев А.Д. Формирование теории действия Т.
Парсонса. Обновленная версия теории действия и социальной системы/
История теоретической социологии, т. 3. М, Канон, 1998
Проблемы теоретической социологии. Вып. 3. СПб,
издательство С.-Петербургского университета, 2000
Хомский Н. Принципы структуры языка, ч. 2 /
Хомский Н. Язык и проблемы знания. Благовещенск, БГК им. Бодуэна
де Куртенэ, 1999
|